- Пока не изложу свои мысли на бумаге, - объяснил он, - не могу в них толком разобраться.
Мы с Максом отправились взглянуть на «Вурдалаков». Солнце на наших глазах вело неравный бой с тремя батальонами туч, и порывистый ветер подгонял нас, дуя в спину. Нам предстояло пройти добрых три мили по вересковым полям и спуститься по узкой крутой тропке на покрытый галькой берег. Макс крепко держал слетающую с головы широкополую шляпу.
- Господи, как мне этого не хватает в городе! - воскликнул он. - Жизнь в Лондоне так несуразна! До чего обидно, что многими вещами можно заниматься только там! - И он рассказал, как пытается наладить устройство выставок для художников-экспериментаторов. И мешает ему отнюдь не «темная тупая обывательская масса», подозрительно смотрящая на все новое, объяснил Макс, а мерзкие, но весьма велеречивые невежды-снобы, готовые славословить любую посредственность, лишь бы картины были непонятны зрителю. Макс негодовал от души, но внезапно с легкостью свернул на другую тему.
- Между прочим, что слышно о вашем молодом друге Кэри? - с живым интересом спросил он.
Я ответил, что последнее время ничего о нем не слышал, но через пару дней они с Уэнди непременно должны позвонить, так как я замолвил словечко за их «Саломею» в своем театральном обзоре.
- Интересно, написал ли ему Пеннант? - сказал Макс. - Я говорил ему про Кэри.
- Самому Пеннанту? Господи помилуй!
- Дело в том, что Пеннант задумал показать целую серию пьес и рыщет в поисках декоратора, бахвалясь, какие он задумал чудеса с освещением, и суля художнику золотые горы. Звучит, конечно, заманчиво. Вот я и решил, что стиль Кэри может ему подойти - этакая смесь поэтичности с гротеском. Я рассказал Пеннанту о Кэри, Пеннант загорелся и собирался сам нагрянуть в Бристоль.
- Ну Макс! Кэри будет счастлив!
- Надеюсь, что дело выгорит.
Тогда я рассказал Максу о моей пьесе. Он искренно обрадовался и одобрил мой сюжет.
- Хотя сделать вашу Барбару достоверной будет трудно, - сказал он, - ведь мотивы ее поведения неясны?
- Мне как раз нравится копаться в неясных мотивах, - ответил я. - И я убежден, что странности Многих женщин порождены властолюбием, которое им приходится подавлять. Современный индивидуум едва ли сам отдает себе отчет в причинах своего поведения: слишком сложный механизм. А сквозь какие мрачные джунгли приходится сейчас продираться психологам!
- Значит, ваша пьеса тоже мрачная, в духе Стриндберга? - полюбопытствовал Макс, но я объяснил, что труды мои столь тяжки именно потому, что пьеса должна быть легкой.