— По пять? — усомнился Гарвин. — Всего-то?
— Разве шут может лгать? — тихо спросил Лиасс. Гарвин виновато вздохнул.
— Может, Владыка. Снял я с него эти заклятия.
— Думаешь, я не заметил? — усмехнулся Владыка. — Какая разница, снял или нет? Он не из-за заклятий не может лгать. Натура у него такая. И тем более он не может лгать ей.
— На тебя ведь она тоже подействовала, отец?
— Она вернула мне надежду. И веру. Веру в людей.
— Какая я хорошая, — самодовольно сказала Лена. Не оценили иронии.
— Хорошая, — кивнул Гарвин и даже не добавил «хотя и дура».
— Я соскучилась, Гарвин.
Он обхватил ее второй рукой за шею, наклонил к себе и поцеловал в щеку.
— Я тоже.
— У-у-у! — радостно сообщил Гару, бия хвостом по ноге Лиасса.
Лена долго просидела рядом, держа его за руку и воочию наблюдая действие своей силы. Лицо Гарвина не порозовело, но перестало быть пугающе серым, сейчас он был просто бледен, словно после сильной потери крови. И бесцветные глаза становились светло-голубыми. Им даже поесть принесли сюда, и ели они, держась за руки. Гарвин словно боялся ее отпустить и сам над этим посмеивался. Еда почему-то была самая что ни на есть дамская — творог, теплые булочки с корицей, варенец.
— Мясо не хочу, — пояснил Гарвин. — Не глотается. Сестра говорит, это пройдет. А вот молоко готов ведрами пить. Парное.
— Организм знает, что ему надо, — авторитетно кивнула Лена. Творог был взбит в пену и перемешан с взбитыми в пену сливками и взбитыми в пену протертыми ягодами. Такой вкусноты она давно не ела, и ее организм категорически требовал еще. Пока желудок не начал выпирать сквозь платье. А эльф ел немного.
— Ты сердита на Владыку, да? Не стоит. Чем хочешь поклянусь, что смерть лучше той жизни. Чем бы, чтобы ты поверила… Памятью Вики клянусь. А ты бы действительно ушла?
— Да.
— Глупо.
— Сам говоришь, что я дура.
— Ну я же так… не всерьез. Ты не дура, Аиллена… хотя и не светоч разума. Заходи, полукровка. У нас тут еда осталась, хочешь?
— Хочу. Я это тоже люблю. Рад видеть тебя, Гарвин. Маркус, да заходи, не стесняйся. И Милита тащи. Не чужие же мы. Пусть Гарвин ему объяснит, что вовсе на него не сердится.
— А за что? — изумился Гарвин. — За что бы я на тебя сердился, Милит? За то, что ты умнее Аиллены и никаких историй устраивать не стал? Ты же эльф, Милит, должен понимать, что легкая смерть предпочтительнее медленного умирания.
— Я вот не эльф, — сообщил Маркус, — но это и я понимаю. Суть не в том. Милит в противоречиях весь. А ему думать трудно, у него от этого голова болит.
— Тебе легко, — проворчал Милит, — ты тоже вообще-то солдат.