– Ба! Ба! Ну, баб! – несколько раз толкнул свою бабулю мальчик, кивая на нас белой, некрасивой, будто приплюснутой головенкой. Нет, это не похоже на меня. Левая его рука к тому же была согнута в локте и смотрелась подсохшей – пальцы этой руки не шевелились.
«Уйдешь тут не то что в бляди... в монастырь уйдешь...» – подумал я, озираясь.
– Ктой-то к нам, – сощурилась баба Настёна, вытирая руки о передник, который был грязнее рук.
– Мы к Оксане! – почти прокричал я.
Баба Настёна помолчала, пожевывая губами.
– Ктой-то к нам, – повторила она тем же тоном.
Пацан, услышав знакомое имя, встрепенулся и навострил на нас свою приплюснутую, как папироса, голову.
– Мы по поводу Оксаны! – повторил я, ожидая еще раз услышать про ктой-то к нам.
Бабуля поднялась, куры чуть-чуть, будто в полусне, прянули в стороны.
Старая сделала несколько шажков до косой калитки, ухватилась за нее и спросила:
– Вестей-т не привезли от нее? Нет? Тогда поклон от дитенка ее передайте внуче моей.
Я молчал, не находясь, как поддержать беседу.
– Одна ручка отсохла, может, и другая-т отсохнет, пока маманя приеде, – сказала бабуля, непрестанно вытирая о себя ладонь. – Так вот поклон ей передайте. Завернуть поклон-то в газетку иль так свезете? Так? Ну и ладно, что так. Везите.
– Что за Оксана у тебя? – поинтересовалась Аля. Она уже минут пятнадцать суживала глаза – это всегда было признаком того, что она думает и слегка злится.
– Родственница одна... – сказал я и обнял Альку за плечи. Она сначала сыграла ими в том смысле, что не надо, иди свою Оксанку обнимай, но потом раздумала, расслабилась, приникла.
Мы снова сидели в автобусе.
Автобус раскрыл все окна, но от этого было еще жарче.
Если б автобус остановили и стали на него поддавать кипяточком – вполне получилось бы попариться.
Представил, как мы с Алькой сидим без одежды у раскаленного борта, водитель суетится с ковшиком и веником, косясь на мою подругу...
Потом раздел пассажиров, усевшихся в Княжом, и затея показалась неуместной.
– Знаешь, они как иное племя для меня все, – признался я, когда мы были уже на вокзале. – Я даже языка их не понимаю, – добавил.
– Кто? – спросила Аля равнодушно.
Ветка качнулась. Птица потрепыхала крыльями, раздумывая, улетать или нет.
Доехали на такси до Алькиного дома, она потянулась поцеловать на прощание, я не шелохнулся, ну она и вышла. По спине видел: сначала хотела дверью хлопнуть, потом раздумала и закрыла бережно. Оглянулась и ласково зажмурилась для меня через стекло.
Таксист дал по газам. Я ему уже сказал, куда поедем, Максим Милаев подкинул адресок.