– У тех подростков, с которыми я работаю сейчас, – сказал Платон Анатольевич, чуть подрагивая красивой щекой, – есть общие родовые черты: повышенный уровень стрессовых гормонов и высокая активность в области миндалин и передних отделов гиппокампа головного мозга. Какие гены за это отвечают – я не знаю. Но пытаюсь разобраться. И вообще меня это волнует куда больше, чем... Вы ведь пришли ко мне подтвердить свои мистические опасения? Человек и его грешная суть, очищение, светопреставление и так далее. Мистика, знаете, это что-то вроде онанизма. Идите куда-нибудь в поэтический кружок, где незамужние дамы и... Вот туда.
В соседней комнате что-то громко упало.
– Ты опять куришь дома? – раздался высокий женский голос. – Ну сколько можно?
Платон Анатольевич встал и резко захлопнул форточку. Потом опять ее открыл. Потом повернулся и сказал лязгающим, нетерпеливым голосом:
– Знаете, вам пора.
И сделал такое движение, словно собирался поднять меня за шиворот, но с трудом сдержался.
«...а чем черт не шутит? – думал я, – Кстати, да, чем?»
Некоторое время безуспешно пытался разрешить еще и этот вопрос, но оставил на потом, разыскивая в мобильных контактах Слатитцева.
Нестерпимо хотелось поиздеваться, услышав его вязкий, как зубная паста, и даже зубной пастой, казалось, пахнущий голос.
– Помоги, товарищ, – попросил его я, смирив себя.
Никакой он мне, конечно, не товарищ, просто я не помню, как его зовут.
Слатитцев меня сразу узнал по голосу, но сначала сделал вид, что не в курсе, с кем имеет дело, а затем, поняв, насколько мне все равно, какой он там делает вид, все-таки заговорил нормально.
– Я хочу повстречаться с Шаровым, – признался я.
– Дел у него других нет, – процедил Слатитцев, но в интонации слышалось, что он больше озадачен вопросом, чем раздосадован.
– Ну что, мне тогда через секретариат обратиться? – спросил я громко и следом, одними губами, десять раз подряд неслышно оскорбил Слатитцева всеми мыслимыми ругательствами.
– Что ты там шепчешь? – спросил он, напрягая свое белое ухо.
– Через секретариат обратиться? – повторил я.
– Зачем ты нужен Шарову? – спросил он.
– Хочу узнать его ближе, – печально признался я.
– С чего ты взял, что он будет с тобой говорить? – цедил Слатитцев.
– Вот ты и спроси, – сказал я.
Слатитцев, видимо, раздумывал. С одной стороны, проще всего меня было запустить через секретариат – и забыть. С другой – мало ли что тут?.. недоростки эти кровавые... ничтожество, опять же, которому по непонятным причинам повезло, я... И вся эта до сих пор непонятная Слатитцеву история может как-то разрешиться без него, а в итоге я ничем ему не буду обязан...