Люк почувствовал тепло где-то глубоко внутри.
— То есть вы считаете меня отличным человеком, я правильно понял?
— Да.
— Тогда вы просто дурочка.
— Ну, в этом я как раз не сомневаюсь. У меня было восемь лет, чтобы познать цену глупости. Заодно я научилась разбираться в людях.
— Вам ничего обо мне не известно.
— Мне известно достаточно. — Розамунда покосилась на графин со спиртным. — И я отличаю бутафорию от истины.
Герцог рассмеялся и мысленно поморщился — ему показалось, что его смех звучит слишком громко и цинично.
— А что еще вы умеете угадывать?
Он увидел, как дернулось горло Розамунды, когда она конвульсивно сглотнула.
— Я поняла, что когда вы были ребенком, то любили книги и учение. И еще я знаю вашего отца. Остается только удивляться, как вы могли уживаться с подобным деспотом.
— Дорогая, вам следует больше тренироваться. Ваши логические способности не столь блестящи, как вы думаете. — Люк посмотрел прямо в чарующие божественно-прекрасные глаза Розамунды.
Она с достоинством встретила его взгляд.
Герцог хотел увидеть на лице Розамунды антипатию. Хотелось, чтобы она испугалась и чтобы правда раз и навсегда осталась скрытой за семью замками.
Наконец герцог заговорил, но так тихо, что Розамунде пришлось податься вперед, чтобы его услышать.
— Мой отец любил меня единственно возможным для него способом — весьма умеренно и на расстоянии. Он мог быть суровым, но всегда помнил о моих интересах. Я второй сын, и поэтому меня воспитывали для карьеры офицера. «Книжный» мальчик для этого не подходил.
— Но ведь вы были слишком юным, чтобы отправляться на войну. Большинству младших сыновей все же позволяют окончить университет. Почему отец настоял, чтобы вы прервали учебу? Люк растер пальцами виски.
— По многим причинам, — сказал он и замолчал.
— Скажите мне, — попросила Розамунда.
— Возможно, потому, что мои успехи затмевали достижения старшего брата, а это было нежелательно. Наследник титула должен быть самым умным. А может быть, потому, что отец считал это единственным способом сделать меня таким человеком, каким он хотел видеть своего сына.
— Мой отец всегда поощрял моих братьев заниматься тем, что им интересно, — прошептала Розамунда.
Момент был крайне напряженным. Люк мог поклясться, что чувствует исходящий от ее тела жар.
— Ваш отец был не таким, как мой. Розамунда покачала головой.
— Да, вы правы, но в каком-то смысле он был даже хуже. Я думала, что его любовь ко мне вечна и не зависит от чего-либо, что может случиться в жизни, но жестоко ошиблась. — Она внимательно осмотрела свои руки и вздохнула. — Но мы говорили о вас.