— Черт бы их побрал, — сквозь зубы процедил с горечью Альтеро, — рано или поздно вы вот так найдете и меня.
Толстячок из экспертного отдела неуверенно возразил:
— Ну что вы говорите, доктор.
— Да, когда живешь, окруженный неуловимыми тенями, не замечаешь опасности. Бредешь вслепую, пока не сверзишься в пропасть и не разобьешься.
— Вы полагаете, доктор Маринео угодил в ловушку?
Альтеро вперил взгляд куда-то далеко в темноту и промолчал. Полицейский продолжал строить предположения:
— Может быть, кто-нибудь из его информаторов, казавшийся вполне надежным, завлек его в уединенное место. И он не сообразил, что это ловушка.
Альтеро словно не слышал его слов.
— Бедняга Маринео, — сказал он со вздохом. — Как раз когда он уже собирался покинуть Трапани. Его перевели в Салерно, его родной город. Жена и дети так радовались...
Полицейский фотограф непрерывно включал свой аппарат. При каждой вспышке можно было разглядеть, что поначалу немногочисленная толпа любопытных все прибывала.
— Заканчивайте вашу работу, — сказал Альтеро и сел в свою машину.
Ночь незаметно подошла к концу. Вдали, за черной грядой холмов, уже занималась заря.
* * *
Солнце уже вставало и над Северной Италией, когда в одной из миланских квартир, в районе площади Суза, настойчиво зазвонил телефон. Коррадо Каттани всегда поднимался рано и сейчас стоял с намыленной физиономией перед зеркалом. Во рту он еще ощущал аромат и вкус первой утренней чашечки кофе. За день, прежде чем улечься спать, он выпьет их еще по крайней мере добрый десяток, потому что работа в комиссариате полиции требует, чтобы голова была постоянно свежей и ясной. Кофе придавал бодрость в те минуты, когда чувствуешь себя вялым.
Полицейский комиссар был лет сорока, хорошо сложенный, темноволосый, с суровым лицом и всегда с настороженным выражением черных, как уголь, глаз. Каттани снял трубку и услышал о неприятном событии. Он выслушал доклад со всеми мельчайшими подробностями, и ни одна жилка не дрогнула на его лице. Разговор он закончил односложным сухим «Хорошо».
Проходя мимо зеркала в коридоре, он увидел, что мыльная пена у него на лице засохла густым белым слоем. Лицо казалось маской, в которой было что-то гротесковое. Продолжая разглядывать свое изображение, комиссар пошарил в пачке, извлек сигарету и сунул ее в рот.
Жена его уже встала. Он услышал, как она открывает дверь спальни. Когда-то он очень любил жену. Теперь даже не повернул головы в ее сторону. Она стояла перед ним, тихонько наматывая на палец прядь длинных светлых волос. Она, красотка Эльзе, француженка, познакомилась с ним пятнадцать лет назад во время поездки в Италию.