Остолопов говорил не оборачиваясь и не разгибая спины. Длинные русые волосы застилали ему глаза. Он то и дело откидывал их назад и втискивал в чемодан всё, что попадалось под руку.
— Напрасно вы так отчаиваетесь, — проговорил Басаргин с хладнокровной насмешкой. — Дикари — они и есть дикари. Чего их жалеть! Мало ли их гибнет по другим причинам. Просто вы сегодня не выспались, Остолопов. Советую вам отдохнуть. Сон лечит нервы.
Остолопов выпрямился. Он посмотрел на командира корвета с презрением, как на букашку, и еще презрительнее произнес:
— Торгаш! Торгаш и только. И больше ничего. Ради торговли ты добился, что лейтенанта Коробку отстранили от командования корветом. Он не захотел взять муку на борт... Он, как настоящий офицер-моряк, отказался, а ты... Ух, до чего ж вы все мне надоели!
— Я заставлю тебя взять свои слова обратно! — ядовито выговорил Басаргин. — Все равно заставлю. Нам еще долго придется плавать вместе...
— Отплавались, — спокойно ответил Остолопов. — Я отправляюсь в Баку. — Разошлись наши пути, лейтенант. Не поминай лихом и ищи себе достойную компанию!
— Как смеешь ты бросить экспедицию и уплыть прочь... Да ты понимаешь, о чем говоришь?!.
— Понимаю, — еще спокойне отозвался Остолопов. — Потому и говорю: ауффидерзейн!
— Ты ответишь перед судом, Аполлон, — пригрозил Басаргин.
Остолопов засмеялся:
— Не путай, а то, ей богу, сообщу о твоих темных делишках командующему. Он с тобой без суда разделается.
— Я не пугаю... Чего мне пугать, — сдался окончательно Басаргин.
— Ну, будь здоров... — Остолопов взял чемодан и вышел из палатки. Несколько матросов со шкоута сопровождали его. Басаргин остался в палатке, сел и так и сидел в раздумьи, пока не пришли Пономарев, Муравьев и вернувшийся из атрекского аула Иван Муратов. Он выезжал туда выбрать ковры, в подарок Ермолову от туркмен. Басаргин о ссоре умолчал. Офицеры, посоветовавшись, решили плыть на корабль: там заночевать, а утром двинуться к Красной косе.
Ночью на корвет переправился Кият с сыном Якши-Мамедом и челекенский хан, Булат...
Спустя три дня корвет «Казань» подошел к Челекену и бросил якорь. На воду был спущен гребной катер. Офицеры с туркменами отправились на остров.
Судно обогнуло небольшую косу и вошло в залив, в котором покачивались на волнах киржимы и кулазы, а поодаль виднелись кибитки. Это была родовая стоянка Булат-хана. Несколько островитян встречали прибывших, выглядывая из-за кибиток. Булат, ступив на землю, крикнул им, чтобы не боялись, а принимали гостей. Несколько мужчин в белых штанах и рубахах, в низких косматых тельпеках несмело подошли к берегу. Во дворах у кибиток появились женщины в длинных красных платьях.