— Остается последнее преступление. Как вы его объясните? — спросил судья, похоже, окончательно переставший что-либо понимать.
— Раскрыть последнее убийство оказалось труднее всего. Дюшамплан нашел бывшего жениха Маргариты Пендрон, молодого Ансельма Витри, среди венерических больных Бисетра, больницы, где администратором является его старший брат и куда он, влекомый нездоровым любопытством, часто приходит созерцать картины безумия. Он знакомится с молодым Витри, помогает ему устроиться кучером в товарищество фиакров, принадлежащее его брату, и постоянно пользуется его услугами. Не он ли подвозил Дюшамплана к особняку Сен-Флорантен в ночь убийства? По непостижимой случайности именно Витри везет меня в Попенкур, где мне рассказывают историю его и его невесты. Кузов фиакра поражает меня своей неопрятностью и подозрительными пятнами. Без сомнения, это кровь. Кучер все время прячет лицо. Если речь идет о Витри, это вполне понятно: он боится, как бы его не узнали бывшие соседи. Тело, найденное в фиакре возле Воксхолла, без сомнения, тело Витри. Грязь, прилипшая к упряжи, и грязь на берегу возле бань на набережной Турнель совершенно одинакова. К чему стремился убийца Витри? Оцените, господа: он попытался убить сразу двух зайцев! Он был уверен, что либо караульные, либо мы непременно поверим в поставленную им цену самоубийства, а значит, умерев в глазах света, он может беспрепятственно исчезнуть. И рубашка, украденная из особняка Сен-Флорантен, может вновь появиться, обвиняя господина де Ла Врийера в новом преступлении. Но самое интересное: Дюшамплан предусмотрел, что его розыгрышу могут и не поверить; но даже при таком условии рубашку все равно можно использовать с той же целью. Чувствую, что у господина судьи по уголовным делам возник вопрос: почему Дюшамплан убрал Витри? Следовало бы ответить — по причине природной жестокости, потому что ему понадобился труп молодого человека. Но, призвав на помощь воображение, я бы предположил, что он просто избавился от ставшего неудобным свидетеля; скорее всего, Дюшамплан по легкомыслию рассказал Витри о смерти Маргариты Пендрон, и тот неожиданно взбунтовался. На этом прискорбном выводе я и завершаю свою речь, господа. Убежден, я сумею доказать, что Дюшамплан является не только участником антигосударственного заговора, но и повинен во всех четырех убийствах.
В зале воцарилась мертвая тишина. Вошел папаша Мари и оживил уголья в жаровне, подбросив туда очередные кусочки ладана. Оба магистрата сидели молча, погруженные в собственные мысли. Первым заговорил Тестар дю Ли.