Помимо зеркала я стал доверять свои тайны школьному дневнику. Никто бы не догадался, что означают крестики напротив каждого дня. Теперь я могу признаться: один крестик означал, что в этот вечер мы с Тамарой целовались, два крестика — целовались, и я трогал её грудь, три крестика — высший успех: моя дерзкая ладонь ласкала девичьи бедра. Плюс, само собой, целовались и трогал грудь.
Однажды я просмотрел дневник и увидел, что прогресс остановить невозможно: почти каждый день был отмечен тремя крестиками.
Горячие, долгие поцелуи заменяли нам всё.
Нет, никогда в жизни я не целовался так много, как в ту осень, у речки, на узкой кладочке.
Внизу, под нашими ногами негромко журчала вода, вокруг была такая чёрная ночь, что казалось, будто бы в мире больше ничего нет, кроме вот этой маленькой, бревенчатой кладочки, на которой мы с Тамарой так славно сидели. Я поднимал голову и видел яркие, осенние звезды — большие, маленькие, их было так много, что мне становилось немного жутковато от осознания того, что где-то там, в бесконечности, кто-то неведомый, быть может, так же, как и мы, сидит у речки, на кладочке, целуется и смотрит в чёрное, бездонное небо. Я говорил об этом Тамаре, прямо передо мной были её большие глаза, она улыбалась и тихо шептала, что нельзя быть таким фантазёром. «Нельзя», — соглашался я.
— Что это? — спрашивала Тамара и смотрела вверх.
— Это Стожары или, по-другому, Плеяды, — отвечал я.
— А почему их не было летом?
— Ты наблюдательная. Это созвездие видно только осенью и зимой.
— Да? А куда оно девается летом?
— Земля меняет своё положение, поэтому Плеяды исчезают.
— А почему летом не исчезает Большая Медведица?
Этим вопросом она поставила меня в тупик.
— Таково устройство Галактики, — умничал я ответ.
Тамара не оспаривала устройство Галактики.
И мы снова целовались.
Низко, в северо-восточной части неба, блестела удивительная звезда. Казалось, она, мерцая, переливается всеми цветами радуги.
— Смотри! — говорил я Тамаре и показывал на звезду пальцем.
— Синяя! — радостно шептала моя фея.
— Зелёная! — продолжал я.
— А теперь красная! — смеялась Тамара.
— Снова синяя… — я наклонялся к её губам, и мы забывали про нашу звезду.
Вода тихонько булькала буквально у наших ног, приятели говорили мне, что ночью вверх по нашей речке поднимаются целые косяки крупных голавлей и подустов, хотелось удивить мою подружку, и в коротких паузах между поцелуями я рассказывал ей про то, сколько рыбы мы с Лёшкой поймали накануне.
Музыкой осенних ночей были мелодичные песни сверчков.
Их чудные трели раздавались и справа, и слева, и спереди, и сзади.