Миша быстро ушел. Мама слышала весь их разговор, осторожно заметила:
— Может, и правда лучше пока скрыться?
— Да нет, мама, опасность, по-моему, миновала. Прошли целые сутки — не пришли, значит, и не придут, да у них и никаких подозрений нет. Ты не волнуйся, ложись спать. А мы с Петькой еще разок переспим на дворе — ночь сегодня теплая… Ты как, Петя?
— Угу, — согласился я, хотя думал совсем не о том, где мы будем спать. Я размышлял, как лучше: уйти ему или нет? «Если уйдет, — думал я, — придут, а его нет, сразу все будет ясно. А если будет дома, хоть и придут, увидят — не скрывается, значит не виноват… Пожалуй, лучше, что он остался», — решил я и полез на чердак за сеном для постели.
4
Я уснул быстро, так как прошлую ночь почти совсем не спал. К тому же терпкий запах сена-разнотравья (тут были и пахучая полынь, и крепкий, как стальная проволока, пырей, и хрупкая повитель, и молодые стебли кукурузы, и чего тут только не было!) вместе со здоровым осенним воздухом быстро усыпили меня.
Мне снился сон, будто я иду по самому краю глубокого противотанкового рва. Ров до того глубок, что дно его еле видно, и там внизу стоит Васька. Он так далеко, что кажется величиной с кошку. Но я отчетливо вижу его безбровое лицо, белые ресницы, веснушчатый нос. Васька смотрит вверх, и ему прямо в глаза светит солнце; он щурится, морщит нос, выставив два ряда белых, как рафинад, зубов.
— Иди сюда, не бойся, — зовет меня Васька.
У меня сильно бьется сердце, я хочу отойти от края и никак не могу, ноги словно приросли, не слушаются, земля осыпается, уходит из-под ног, и я вот-вот сорвусь, полечу вниз. Я присел на корточки, схватился за траву, но тут подскочил немец, двинул прикладом меня в бок, сковырнул вниз. Я хотел закричать — не смог. До конца не долетел, ударился боком о какой-то выступ, вспыхнул яркий огонь, ослепил глаза…
Я проснулся весь в холодном поту. Прямо в лицо мне светил яркий карманный фонарь.
— Вставай! — услышал я грубый голос и в третий раз, уже наяву, ощутил удар в бок.
Ничего не соображая спросонья, я вскочил на ноги, стоял на постели, дрожа от страха. Кто-то дернул из-под меня одеяло, и я полетел кубарем с завалинки, больно ударившись губой о землю. Губа сразу вспухла, во рту почувствовал солоноватый привкус крови.
— Оружие где?
— У меня нет оружия, — услышал я Лешкин голос.
— Врешь!
— Ищите.
Я постепенно освоился с темнотой, увидел Лешку со скрученными назад руками, возле него двоих мужчин, третий светил фонарем, перетряхивая постель, ворошил сено.
Взглянув на улицу, я увидел фигуру четвертого мужчины — высокий, чем-то напоминавший Богомаза, он старался быть в тени деревьев.