— А что? — Брови ее поползли на лоб, изогнулись в дугу. — Разве немец не человек?
— Человек-то человек…
— По крайней мере, хоть жизнь увижу, людей, культуру.
Она отдала стакан, осторожно приложила платочек к накрашенным губам, подошла к двери и стала у косяка, глядя на своего «человека», который стоял посередине комнаты и кричал:
— Давай рюсский игра бутилька!
Его не поняли, пояснила Мокина:
— В бутылку предлагает играть. Крутить бутылку. В чью сторону остановится горлышком, тот должен выйти, поцеловать крутившего и затем сам остается крутить.
— Крутить! Крутить! — орал немец. — Крутить и целовать.
Ему дали бутылку. Я заметил, что девушки напряженно, с испугом следили за вертящейся, как волчок, на гладком полу бутылкой. А она будто нарочно крутилась долго. Наконец почти совсем остановилась, но тут же повернулась еще на пол-оборота и указала на Богомаза.
Все облегченно вздохнули, улыбнулись. Немец не стал целоваться с Богомазом. Вновь завертелась бутылка, и снова все затихли. Теперь она показала на Гека. Тот улыбнулся во весь рот и, изображая из себя жеманную девицу, ломаясь, встал. Но немец не принял его шутки, он начинал сердиться.
— Не карош бутилька, — сказал он и с остервенением покрутил ее.
Бутылка затряслась, дробно застучала об пол, словно больной в лихорадке, несколько раз обернулась, остановилась. И в тот же миг две девушки отодвинулись со своих мест в разные стороны: мол, ни на кого, мимо показывает бутылка. Немец посмотрел на них, плотно сжав тонкие губы, качнул головой, снова нагнулся к бутылке. Теперь она точно показывала горлышком на Машу. Маша вдруг так вспыхнула, словно ей в лицо кипятком плеснули, вскочила с места, кинулась к двери и по пути будто случайно ударила ногой бутылку. Бутылка отлетела к стене, рассыпалась со звоном на мелкие осколки. Злоба перекосила лицо немца, он, скрипнув зубами, забормотал что-то по-немецки, наверное ругательства, так как Мокина укоризненно сказала ему:
— Пауль!..
— Карошо! — угрожающе проговорил немец. — Не хотит целовайт… Тогда танцевайт русский барыня!
— О, это дело! — вскочила улыбающаяся веснушчатая, с челочкой на лбу девушка, которая минуту назад, бледнея, настороженно следила за бутылкой.
Она, пристукивая каблучком, лихо прошлась по кругу, остановилась перед Геком.
— Давай русскую! Чего ж сидишь?
Гек подмигнул ей, вскинул баян, заиграл. Не обращая внимания на подмигивания Гека, девушка пошла, пошла, сначала расставив руки в стороны, потом закинув одну руку за голову, другую отставив далеко от себя ладонью вверх, и вдруг, подбоченясь, повернула в другую сторону, выстукивая в такт частым переборам баяна. Танцевала она легко, весело, задорно, лицо ее было вызывающе: смотри, мол, проклятый, как мы умеем танцевать!