Однако, на этот раз что-то пошло не так. После провозглашения закона, среди русской молодежи и старшеклассников, учителей, лишаемых последнего нищенского дохода, который и так был в три раза меньше чем у их эстонских коллег, и родителей учеников, которые узнали, что их дети на переходный период вообще останутся без никакого образования, забродили протестные настроения. Предварительно, планируемый переходный период реформы и распределения русских учеников, из закрываемых со дня русских учебных заведений, по эстонским школам, составлял два года. Два года терял русский ребенок, если только его родители не имели связей с высокопоставленными нацистами или представителями эстонских школ, которые за взятку, привычное для любого в Эстонии дело, могли пропихнуть ребенка в эстонский класс, и не заставляя маленького русского оставаться без школы на переходный период… Школы, целыми классами, с родителями и учителями, но как обычно, без директоров — эстонцев, вышли выразить свой протест в центр Таллина. Люди пришли на Площадь Свободы Таллина, столицы Эстонии, которая так называлась, как будто в насмешку над русскими, у которых в Эстонии ХХI века была только две свободы — ограниченная кредитной нагрузкой, свобода уехать из Эстонии и неограниченная, а даже поощряемая всеми властными органами этнофашистской республики, свобода умереть. Русские устали молча терпеть геноцид.
Толик не был в первых рядах прорвавшихся, к не ожидавшим этого Кайтселитчикам и спецназовцам, которых готовили бить, унижать и подавлять русских, но не защищаться от нападения рассерженной и разозленной молодежи. Он уже три года назад закончил школу и как большинство русской молодежи сидел без работы. Денег продолжить обучение в университете, для Толика у его родителей не было, да и быть не могло. Они были обычными русскими, отец перебивался случайными заработками на ремонтах квартир у эстонцев, а мать пахала на швейке по двенадцать часов, за мизерную минимальную зарплату. Сами еле выживали, зимой копился долг за оплату коммунальных платежей, который к концу лета, в основном за счет отцовских "халтур" удавалось гасить. А на следующий год — все снова… Какой уж тут университет! Так что школьником он не был, да и никем не был, как большинство дискриминируемых русских в Эстонии, поэтому посчитал нормальным для себя не высовываться, а делать как все.
Это его и спасло. У одного Кайтселитчика не выдержали нервы, привычный мир рушился на его глазах, русские начали бить эстонцев, а не наоборот, как все они привыкли за период "независимости". И он начал, с открытым, перекошенным от ненависти ртом к этим обнаглевшим "тиблам" и потомкам "оккупантов", которым все время что-то не нравится, которые еще смеют что-то нагло требовать на его эстонской земле, стрелять короткими, в три патрона, очередями по надвигающейся стене русской молодежи, вооруженной камнями из тротуаров Старого города и бутылками с недопитыми остатками пива… Его товарищи, каратели из Кайтселита, поддержали почин, ведь после первых выстрелов уже не имело смысла сдерживать свои желания и инстинкты, кто там потом станет разбираться, почему стреляли, зачем? В Апреле, девять лет назад, все же прошло "тихо — гладко", даже наградили некоторых! И почти все получили толстые пачки премиальных от предпринимателей Эстонии. Хорошее время было!