И вправду, как увидел шакал, что угрозы не помогают, взял да и стукнул ее. Передняя лапа тоже увязла.
— Матушки! — взвыл он.— Эта старуха меня за руку схватила.
Он стукнул ее другой лапой — и та увязла. Все его лапы увязли.
— Матушки, вот ведь старуха, такая-сякая! — кричит.—
Она схватила меня за руки и ноги! Берегись, бабка, лучше пусти, а то я тебя укушу!
И вправду сказать, раз он не мог убежать, что ему еще оставалось? Взял да и укусил. Тут и зубы его крепко увязли в воске — он и речи лишился. Так он здесь и упал обессиленный.
А народ подождал, подождал, да и говорит: «Ну-ка, не пора ли пойти посмотреть, что там с ним. Мы ведь слышали, как он пришел, а теперь уж давно ничего больше не слышно». Вышли все из домов, стали осматриваться. Слышат — да как тут не услышишь,— пыхтит он и отдувается в конце улицы. «Вон он там, в той стороне»,— говорят. Подошли все поближе, видят: лежит он на земле рядом с восковым чучелом. Подбежали к нему и зарубили его топорами, а для верности еще и палками измолотили.
Тут и конец сказке про шакала — они его вправду прикончили.
Жили в деревне мать с сыном. Сына звали Ануа. Сын на заре шел пахать, и мать носила ему завтрак в поле. Выходит она раз из дому, а ей навстречу шакал.
— Бабушка,— говорит,— что ты несешь? Поставь на землю. А не поставишь, я тебя так укушу, что ты упадешь и я тебя всю истопчу.
Старуха испугалась и поставила корзинку — в ней она завтрак носила — на землю. Шакал сожрал почти весь рис с чечевичной подливой, что для Ануа был приготовлен, а остатки старуха понесла сыну. Ануа и съел, что осталось,— где ему знать, что это шакальи объедки. Он это сделал не ведая1.А шакал с той поры взял в обычай стращать старуху.
Вот раз сын и спрашивает:
— Матушка, почему ты мне нынче приносишь жалкие крохи, да и те вроде нечистые? Готовить ты разучилась?
— Нет, сынок,— отвечает старуха.— Еду я несу тебе из дому хорошую. Только, как выйду я из деревни, подбегает шакал, заслонит мне дорогу и говорит: «Бабушка, ставь наземь, что несешь. А не поставишь, я тебя так укушу, что ты упадешь и я всю тебя истопчу». Я его боюсь. Я ставлю корзинку на землю. Он ест, пока не останется совсем немного. Это я тебе и несу. Мне боязно было, что ты меня заругаешь, вот я тебе ничего и не рассказывала.
Парень говорит:
— Ладно, матушка, завтра ты отведешь волов на поле, а завтрак я сам понесу.
— Хорошо, сынок, хорошо,— говорит мать.— Завтра ты положи соху на ярмо 2, а я повяжу повязку на бедра, как у тебя 3, и отведу волов в поле.
— Так, так,— говорит парень.— Последи там за ними, пока я приду.