Несмотря на кондиционеры, Бритт то и дело бросало в жар. Она прикладывала стакан с водой к щекам и лбу. К несчастью, памятную церемонию решили провести в залитом солнцем сквере перед фасадом административного здания, а не во внутреннем дворе, где была хоть какая-то тень, так что придется ей жариться на солнцепеке. Энтони и Эвелин в один голос заявили, что она должна остаться в помещении, из окна которого можно все хорошо видеть. Но Бритт все же считала себя способной перенести эту тяжкую церемонию.
Дверь кабинета открылась, вошел озабоченный Энтони.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая?
— Много лучше. Думаю, меня просто укачало, пока мы ехали сюда в нагретой солнцем машине. Послушай, там, кажется, собралась огромная толпа, — сказала она, беря его за руку.
— Сотни две-три примерно будет.
— А что за люди?
— Друзья Харрисона.
Бритт заглянула мужу в глаза, он действительно был сильно озабочен, если не сказать — встревожен. Она знала, он рад тому, что суд наконец утвердил и огласил свое решение, поскольку все эти месяцы его томила неопределенность. Но после этого возникла новая причина для тревоги.
— Я счастлива, что вы с Эвелин решили почтить память Харрисона, — сказала она. — Именно теперь, когда нам всем необходимо видеть поддержку друзей.
— Слишком много моих друзей превратилось в противников, — с грустью проговорил он. — Многое теряется по пути, когда сам выбираешь свою дорогу.
Она прижала его руку к своему лицу и поцеловала ее.
— Но у тебя есть я, Энтони. И миллионы по всей стране, которые тебя поддержат. Думаю, даже у Харрисона не было столько сторонников.
— Да, я знаю, родная моя. — Энтони грустно улыбнулся. — Просто чувствую себя немного виноватым, вот и все. Но поговорим о другом. Знаешь, я много думал о том, что случилось с Харрисоном. И вот вчера, набрасывая заметки для речи на сегодняшней церемонии, будто прозрел. Я не мог простить ему того, как он поступил с Эвелин. А когда он умер на руках той девицы, я увидел в этом акт небесного возмездия. Но потом понял: никто из нас, людей, не имеет права судить бессмертную душу Харрисона. Тем более я, его брат. Я должен был принимать его таким, как он есть, а об остальном предоставить судить Господу Богу.
Помня о собственном грехе, она не осмелилась ничего ответить, но сказанное им растрогало ее виноватую душу. Теперь, когда Энтони явил такую способность к состраданию, она, глядя ему в глаза, подумала, что, наверное, он смог бы и ее простить. И все же у нее оставалась уверенность, что она правильно делает, сохраняя свой грех в тайне от него. Она просто получила сейчас утешение, поняв из его слов, что если она однажды сознается ему во всем, то может рассчитывать на его великодушие. Она воспитает бэби так, что ее дитя станет по духу ребенком Энтони…