— Позвольте мне, мадам, — сказал он, зажигая пламя.
Моник прикурила и поблагодарила его. Но поскольку она сразу же отвернулась, даже не посмотрев на него, он удалился.
— Не помню, чтобы вы раньше курили, — заметила Бритт, следя, как та пускает в потолок колечки дыма.
— Нужно же иметь хоть какой-нибудь порок, — сказала Моник. — А Роберт предпочитает, чтобы я курила, это все же лучше, чем трахаться с кем попало. Так что вы делаете здесь, в Вашингтоне? Последнее, что я о вас слышала, что вы вернулись к себе в Алабаму.
— В Джорджию, с вашего позволения. Там я работаю адвокатом и немного занимаюсь политикой.
— Так значит, насколько я понимаю, вы больше не разыгрываете из себя безутешную вдовушку.
— Это правда. А насчет вас, Моник? Вы вернулись в Вашингтон окончательно?
— Нет, мы еще в Лондоне, но скоро, возможно, Роберта отзовут. Он сейчас и приехал сюда, чтобы поговорить об этом с начальством. Ну и я заодно с ним увязалась.
Они смотрели друг на друга как две соперницы, но кроме инстинкта за этим ничего не стояло — яблоко раздора отсутствовало.
— Я вижу, у вас все в порядке. Жизнь ваша нормализовалась. Вы получили Дженифер. Вышли замуж. Скажите, Моник, вы счастливы?
— Жизнь никогда не бывает такой прекрасной, как хотелось бы. Но Роберт внес в мою жизнь большие перемены. Главное, он понимает меня. Знаете, я теперь даже сама к себе отношусь гораздо лучше.
— Рада за вас.
Моник улыбнулась.
— Хороший мужик и может к тому же не поморщившись потратить на твой каприз двадцать тысяч баксов. Чего еще надо? Но я не мотовка. Коллекционирую произведения искусства и устраиваю выставки. В общем, жаловаться мне не на что.
— Вы избрали респектабельный образ жизни.
Моник удивленно улыбнулась.
— Странно, что вы сказали это. А ведь я даже в самые мрачные времена не теряла достоинства. Во всяком случае, если и трахалась с женатым мужиком, то жена обычно знала об этом.
Бритт видела, что в глазах Моник разгораются прежние огоньки ненависти. Неужели этот уголь до сих пор еще не выгорел?
— Знаете, если вы не прекратите теребить прошлое, я уйду. Какой мне интерес стоять здесь, пока вы будете вкалывать в меня свои булавки. Я не играю в кровавые виды спорта.
— Ох, ну куда вам! Для злословия у вас не слишком подвижный язык, милочка. Элиоту, впрочем, всегда нравилось это в женщинах.
— Послушайте, Моник, Элиот ничего не значит теперь для меня, так же, полагаю, как и для вас. И я уже сказала вам, что мне не доставляют никакого удовольствия подобного рода перебранки. Не лучше ли нам с вами сейчас распрощаться?
— Простите, Бритт, — сказала Моник, и это прозвучало вполне чистосердечно. — Я вовсе не собиралась вести себя с вами как последняя сука. Полагаю, это просто природный рефлекс.