— От тебя и Леоноры у меня нет секретов. Единственное, о чем я прошу, — это подождать со свадьбой до моего возвращения. Я бы хотел на ней присутствовать.
— Конечно, как же без тебя! В такой момент мне нужна поддержка настоящего друга!
На пороге появилась Леонора, такая красная и растрепанная, словно она только что осушила целую бутыль вина.
— Джованни, извини, но в одиночку у меня не получается. Твой стол настолько забит бумагами, что мне не удается их сложить. Придется разделить на стопки.
— Сейчас приду, Леонора. Спасибо за все, что ты делаешь.
— Я жду не дождусь, когда уеду… с женихом.
Ферруччо подошел, взял ее лицо в ладони, но она со смехом отстранилась.
— Если бы не ты, — сказала она Джованни, — то этот красавец дождался бы, пока я стану старухой, чтобы выразить мне свою любовь.
— А вот и неправда, — запротестовал Ферруччо. — Я просто… не привык к таким вещам.
— Вот и хорошо! А скольким женщинам ты признавался в любви?
Де Мола снова попытался протестовать, но она закрыла ему рот ладошкой.
— Ничего не говори, а то я умру от горя и ревности. Ну я пошла, а вы продолжайте дискуссию. У меня там есть с кем повздорить.
Мужчины проводили ее взглядами, полными восхищения, только чувства ими владели разные.
— Счастливчик ты, Ферруччо. Леонора — просто чудо.
— Я тоже так думаю. Она будет прекрасной женой и матерью.
— Я вижу, что у тебя серьезные намерения. Однако во Флоренции держи ухо востро. Тамошний двор отличается толерантностью, чего никак не скажешь о Церкви. Другой Джироламо, Савонарола, вообще не терпит ласки между мужем и женой, кроме как в целях продолжения рода. Постарайся, чтобы ко дню свадьбы вас не стало трое.
Ферруччо поскреб бородку.
— Я никогда не говорил об этом с Леонорой. Подожду, пока сама скажет.
— Влюбленная женщина не признает ни препятствий, ни запретов. Я почти уверен, что тебе придется ее сдерживать.
* * *
— Не реви. Это не первый и не последний раз, когда ты нарываешься на неприятности из-за своего поведения.
— Но он был совсем другой, у него такие искренние глаза!
Чеча чистила одну курицу за другой, с такой яростью выдирая перья, что порвала кожу.
— И будь повнимательнее. Сегодня у госпожи гости! Не рви кожу!
Но Чеча будто не слышала повариху, которой обязана была во всем подчиняться. Слезы застилали ей глаза, грудь сдавил гнев, и она безжалостно расправлялась с тушками несчастных пернатых. Им повезло, что они уже умерли. В бешеном порыве куриное бедрышко так и осталось у нее в руке вместе с перьями.
— Ну вот что, хватит! Хочешь сорвать злобу — иди и скручивай шеи курам, а здесь я сама справлюсь.