– Ты это сейчас придумал? – удивленно восклицаю я.
– Ничуть. А откуда же иначе у нее наряды? Вацек в качестве супруга не задает себе этого вопроса, а я не могу не задавать.
– Ты?
– Лиза сама мне призналась, хотя я ее не спрашивал. Не желает, чтобы между нами был какой-нибудь обман, так она мне заявила. И она честно этого хочет, не ради шутки.
– А ты? Ты изменяешь ей со сказочными образами твоей фантазии и с героинями из твоих великосветских журналов?
– Конечно. Что значит вообще слово «изменять»? Оно обычно употребляется только теми, кому изменяют. Но с каких пор чувство имеет какое-либо отношение к морали? Разве я для того дал тебе здесь, среди чувственных образов преходящего, дополнительное послевоенное воспитание? Измена? Какое вульгарное название для тончайшей, высшей неудовлетворенности, для поисков все большего, большего…
– Спасибо! – прерываю я его. – Вон тот коротконогий, но очень крепкий мужчина с шишкой на лбу, который сейчас входит в ворота, только что побывавший в бане мясник Вацек. Он подстригся и еще благоухает одеколоном. Он хочет понравиться своей жене. Разве тебя это не трогает?
– Конечно; но он своей жене никогда не может понравиться.
– Почему же она тогда вышла за него?
– Она стала с тех пор на шесть лет старше. И вышла за него во время войны, когда очень голодала, а он раздобывал много мяса!
– Почему же она теперь от него не уйдет?
– Он грозится, что тогда уничтожит всю ее семью.
– Она сама тебе все это рассказала?
– Да.
– Боже праведный, – восклицаю я. – И ты веришь?
Георг искусно выпускает кольцо дыма.
– Когда ты, гордый циник, доживешь до моих лет, тебе, надеюсь, уже станет ясно, что верить не только очень удобно, но что иногда наша вера бывает даже оправдана.
– Хорошо, – отвечаю я. – Но как же тогда быть с ножом Вацека? И с глазами Конерсманихи?
– И то и другое очень огорчительно, – говорит Георг. – А Вацек идиот. В данное время ему живется приятнее, чем когда-либо: Лиза изменяет ему и поэтому обращается с ним лучше. Подожди, увидишь, как он будет снова орать, когда она к нему вернется и начнет за это вымещать на нем свою ярость! А теперь пойдем обедать. Мы можем все обдумать и по пути.
* * *
Эдуарда чуть удар не хватил, когда он нас увидел. Доллар вскарабкался почти до биллиона, а у нас все еще имеется запас талонов, и он как будто неисчерпаем.
– Вы, наверное, печатаете их! – заявляет он. – Вы фальшивомонетчики! Тайком печатаете!
– Мы хотели бы выпить после обеда бутылку Форстериезуитенгартена, – с достоинством заявляет Георг.
– Как это – после обеда? – недоверчиво спрашивает Эдуард. – Опять какие-то штучки?