– Понятно. А зачем?
– Зафигом! Не зли меня!
И мы начали… В итоге, на нашей необъятной груди, за корсажем разместилось штук двадцать пузырьков. Какой-то серый порошок, не упакованный в стеклянную тару, находился в маленькой плошке, прикрытой фарфоровым блюдечком от сырости. Его мы насыпали в один-единственный карман платья. Нефункциональная у них одежда, куча тряпок вокруг тебя, а положить нужные вещи некуда, а то б мы еще чем-нибудь затарились. Харэ, вспомним о том, что жадность до добра не доводила, и успокоимся на достигнутом, извините – стыренном:
'Раз, два, три, четыре, пять,
Знаете, наверно,
Раз, два, три, четыре, пять,
Жадность-это скверно'.
Не прошло и пары минут после нашего ускоренного возвращения обратно на кушетку, как вернулся лекарь. Добрый дядя произвел необходимые манипуляции и сунул под нос вонючее перо. Мама, роди меня обратно! Я отказываюсь от такой медицины и буду жаловаться в Гринпис, тут мучают женщин и птичек. Подскочив ошпаренной кошкой, я с угрозой уставилась на лекаря, оказавшегося скрюченным старичком с седыми волосами, чрезвычайно неопрятного вида – первоначальный цвет его балахона определить было невозможно.
– Ваше Высочество, наконец-то вы очнулись! Слава Богам! Нужно сообщить об этом его Величеству!
Проблеяв сие изречение, он ломанулся к двери, подпрыгивая, как бодливый козел на привязи. Отрыв деревянную створку, эта 'ошибка природы' проверещала то же самое и вернулась к нам с Иалоной, радостно потирая ручонки, кои мне немедленно завьюжило завязать бантиком на затылке.
– Ну-с, Ваше Высочество, как вы себя чувствуете?
Мрачно рассматривая лекаря, я перебирала в уме ответы, понятные для средневекового интеллекта, затем плюнула на неблагодарное занятие и высказалась:
– Как копченое мясо, подаваемое к столу.
В этот момент от двери раздался голос:
– Ну что ты, принцесса, я бы сравнил тебя с десертом…
И кто там у нас такой умный? Повернув голову, я узрела та-а-кого мужика… и впала в прострацию. Ожившая картинка из женского эротического журнала. Его б в наше время, побил бы все рейтинги по красоте и сексуальности. Высокий зеленоглазый брюнет с вьющейся гривой и впечатляющей мускулатурой. Успокоив зашкалившее либидо и с трудом сообразив остатками растаявшего мозгового вещества, что это и есть наш жених, я отмерла и с превеликим удовольствием оповестила сотельницу:
– Принцесса, ты дура! Такого мачо грех из рук выпускать. Зажрались вы тут, чтоб великолепными образчиками мужского сексапила брезговать. Хватала бы, что дают, и млела от восторга!
В ответ раздался возмущенный мысленный вопль: