Вот только одна деталь неожиданно заинтересовала молодую крысу. Из набедренного кармана у человека-женщины торчала какая-то деревянная палка. Раз ее не отобрали, значит, она не была оружием. Но что это? Присмотревшись, «маленькая-бесполезная-дрянь-которая-вечно-путается-под-ногами-на-нее-только-пищу-переводят» обнаружил, что это — музыкальный инструмент. Он встал со своего жесткого холодного табурета, подошел к пленнику и взял флейту в лапы.
Откуда он знал, как на ней нужно играть? Из-за чего он решил, что ее вообще стоит касаться? Он не знает этого до сих пор. Почему человек, выяснивший, что на огне можно кипятить воду, повесил над костром котелок? Откуда тот, кто впервые размозжил череп своему противнику дубиной, понимал, что нужно взять увесистую палку и со всей силы вмазать ею по макушке врага? С чего изобретатель копья принялся заострять его наконечник? Можно, конечно, сказать, что они наблюдали, смотрели в глаза, подмечали все, что происходило вокруг. Но за чем они могли наблюдать, если они были первыми, и до них не было дубины, копья и кипяченой воды? Что-то в этом роде. Так и «маленькая-бесполезная-дрянь-которая-вечно-путается-под-ногами-на-нее-только-пищу-переводят» просто сунул флейту в пасть, подул — и вдруг стала музыка.
Сначала это были просто звуки. Из них постепенно соткалась простенькая мелодия. За то, чтобы сочинить что-либо подобное, многие ныне покойные композиторы, не задумываясь, расплатились бы собственными бессмертными душами, но крысе было невдомек, что она делает. Ровно до тех пор, пока «маленькая-бесполезная-дрянь-которая-вечно-путается-под-ногами-на-нее-только-пищу-переводят» не осознал, что человек-женщина перестал дергаться. Пробуя в миллионный раз на прочность связывающие его веревки, а застыл и смотрит на играющую тварь так, как раб смотрит на обожаемого хозяина. Охранники же сверлили спину молодой крысы взглядами, ясно говорившими: ну ты и идиот. Но приказа вмешиваться у них не было, так что взявшейся за флейту твари удалось поэкспериментировать.
Теперь она могла заставить человека, слышавшего ее музыку, делать то, что ей нужно. У этой возможности приказывать были свои четкие границы: люди теряли волю и превращались в покорных кукол, двигавшихся туда, куда велел безжалостный кукловод. Они не могли повернуть оружия против своих или, скажем, неспособны были выполнить сложного задания вроде: собери большую бомбу, отнеси ее в главный штаб и взорви там всех ровно в тринадцать часов сорок две минуты. Но и того, что вытворял «маленькая-бесполезная-дрянь-которая-вечно-путается-под-ногами-на-нее-только-пищу-переводят» с людьми, попавшими в плен его флейты, уже было достаточно, чтобы те, кто главнее, стали относиться к нему иначе.