Я без особой уверенности следовала за Ашаман, которая спешила вперед в своей чадре, рассказывая мне о своих страхах:
— Все те, кто никогда не любил мою семью, обрадуются возможности оболгать нас, начиная с моих своячениц!
— Замолчи, у ночи есть уши.
Ашаман не обращала внимания на мои советы:
— После скандала я видела самую молодую из них. Она поторопилась избавиться от хны, которую делила с Лейлой, потому что боялась разделить ее участь!
Мы шли вдоль русла. Влага покинула его, оставив одни лишь камни да колючки.
Увидев другой берег, Ашаман прижала чадру к лицу, и половину ее слов приглушала ткань:
— Негодяйки!.. Мерзавки! и мать Тарека… порочит нашу репутацию… за кого она себя принимает? Кто ее сын? Она считает, наверно, что это пророк Иосиф или калиф Аравии! Бедный секретарь, прислужник!.. Если он и там справляется как… в постели, это не вина моей сестры!
Южный берег хаотично расстилался перед нами, растерзанный скопищем хижин, погруженных в настороженную тишину. Только несколько огней освещали хижины с земляным полом, склады зерна, где бродили покорные курицы и бесхвостые петухи. Шатались мужские тени, вытянув вперед руки и ища в темноте свой дом.
Ты знаешь это, как и я, Али. В Васахе живут самые бедные, отбросы общества, читающие по кофейной гуще, похитители мулов, безработные, проститутки, все, кого Бог втолкнул туда, где сожительствуют порок и неустроенность, куда Зебиб выбрасывает грязь и болезни, страхи и смутьянов, где сеет и пожинает самые ужасные происшествия. Только жандармы рискуют соваться в эту кучу мусора на свой страх и риск, некоторые игроки в мезуар и сутенеры, собирающие с проституток налог пропорционально их прелестям, иногда возрасту, почему не форме влагалища, в конце концов! Именно сюда пробирается по вечерам знать Зебиба, которая считает себя защитниками нашей чести днем и забывает ее ночью между бедрами проституток. Муж Ашаман, к примеру. Я знаю, что ей об этом не известно. Я не собиралась ей говорить, и, в любом случае, она, даже если бы знала, притворилась бы, что ничего не видит. Возможно, она стремилась восстановить репутацию своей сестры из страха, что ее собственная будет разрушена членом ее мужа.
Мы бросились к первому женскому силуэту, склонившемуся перед хижиной:
— Вы знаете, где живет Зобида?
— Кто?
— Зобида.
— Халима? Я не знаю! — ответила пожилая женщина, широко и безумно улыбаясь.
— Нет, Зобида, Зобида.
— Бадра? Это луна. Зобида — это большая шлюха. А меня давно уже больше не берут!
— Вы ищете Зобиду?
Мы оглянулись. Перед нами появилась огромная негритянка, сестра ночи.