Меня зовут Зобида. Это не имя, шепчет Али, покусывая мои груди, это прелюдия любви! Зобида, оно пахнет хорошим маслом и теплой спермой. Оно тает, как сахар на губах. Чего стоят одни его слоги. Назови себя по буквам, моя дорогая! ЗО-БИ-ДА! В твоем имени есть, чем привести в ад любого правоверного: пенис, половой акт, чрево — на языке неверующих, а на хорошем арабском — zad, хранилище хороших вещей, bida', восхитительное святотатство, zid, продолжай дальше! Пусть Бог простит тех, кто так тебя назвал!
Я забавляюсь, когда Али говорит. А он говорит так же, как занимается любовью, картинно и со сдерживаемым смехом. Он не знает, что комбинации можно составлять не только из моего имени. Из моей жизни тоже. И я мечтаю описать мою жизнь. По крайней мере, то, что я из нее сделала в Зебибе. Увы! Я только Зобида! Искушенная в сексе, ничего не знающая о духе. Певица желания, которая хотела бы повелевать словами!
Вот почему я решила взять себе образованного любовника, после стольких невежественных пенисов. Его, учителя Али, с лукавым взглядом и чувствительными ягодицами, характером твердым, как отвертка, щегольством и стойкостью! Два раза в неделю он входит между моими бедрами, так, чтобы никто не догадался, и в головы его глупых учеников не пришло, что если днем его речь льется свободно, то только потому, что ночью его рот утолил жажду из моего источника.
В этот раз, оседлав его, я обронила:
— Это из-за меня пришло зло. Я принесла хаос в селенье, да простит меня Бог!
— Ты бредишь, моя кошечка, — только и произнес он, тесно сжимая руками мои бедра.
— Слишком поздно, зло уже в плоде.
— Говорят, что «червь» уже в плоде.
— Если ты хочешь…
— Что ты, собственно, сделала? — неохотно
пробормотал он, не отвлекаясь.
— То, что развращает девственниц.
— Какая ты дрянь, однако! Ты заслуживаешь, чтобы я тебя проткнул!
Али обнял мою талию, чтобы лучше приподнять, а затем снова взять меня, его раскаленный меч вошел в мои ножны, мое влагалище жадно втягивало его и неохотно отпускало, его дубина поднималась как можно выше, прежде чем войти во всю длину моего гостеприимного пристанища. Мне казалось, что я двигаюсь между небом и землей, жизнь выходила и входила в меня, моя душа рвалась выскользнуть через мое отверстие.