Они меня не тронули даже звуком, шуткой. Узнав об этом моем «героизме», доктор пришел в ужас и начальство тоже: ведь зона долгое время была без женщин, меня могли там, насилуя, на куски изорвать! А я по неведению пошла простодушно… Милосердие вознаграждается!
Начали блатных отправлять из Черты. В карцере оставались участники убийства одного из литовцев. Они ждали суда.
Надзиратель снова нервно приходит: в кондей требуют врача. Доктора опять нет. Я беру нужное: пойдемте! В окно камеры термометр передать нельзя: стекло. Надзиратель выпускает с моего согласия больного в кондейный коридор. Из-за железной двери ко мне неторопливо выходит… лорд. В заграничном костюме лилового оттенка (отнято у литовца) с безукоризненной складкой брюк. С сиреневым платочком в кармашке. На горбоносом типично «ганстерском» лице — надменность. Это Яхин — вдохновитель многих убийств заключенных литовцев с целью ограбления посылок (только они одни получали их обильно и много). Никогда и никто не заподозрил бы в этом «пахане» с такой правильной и изысканно вежливой речью блатяка. Он даже не спасибо говорит мне, а «благодарю Вас» и, кажется, только присутствие надзирателя помешало ему склонить свой безукоризненный пробор над моею рукою. Мои вопросы, его ответы — на полутонах. Температура оказалась в норме, пульс — тоже, но я, сделав соответствующее лицо, наливаю ему валерианки, по той мерке, которую указывает он сам: «Обычно доктор при сердечном приступе дает мне…» — произносит он учтиво и показывает мерку, больше 75 грамм. Это только ему и нужно было: валериана на спирту. Из-за этого и затевался весь сыр-бор с вызовом врача. Хоть валерианки, хоть глазных капель! Все они — алкоголики и наркоманы.
Надо было видеть Яхина уже в Белове по ликвидации Черты. «Лорда» положили в стационар, где он вел себя безукоризненно. Столь велико было по Сибири влияние этого «социально близкого» уголовника, что даже начальство создавало ему «условия». А когда в зону приехал суд, блатные вели его на процесс под руки, будто кардинала. Он шел молча, величественно и скорбно. Его оправдали «за отсутствием прямых улик», он ведь был «социально близкий», не то что им убитый «помощник фашистов» — литовец.
Резня между блатными была для нас сущим бичом. То и дело в стационар кладут «сук» с ножевыми ранами. Ножи — «мессера» есть у них при любой суровости режима, даже в карцере, будто возникают из воздуха, и найти эти мессера надзору иногда невозможно. Полагаю, что среди надзирателей масса «пособников», имеющих долю в добыче. Режут и нашего брата, особенно нарядчиков. Так погиб от топора упомянутый Евхаритский.