— Да нет же, — вмешался Аркрайт. — Он хотел тебе сказать о другом. Он имел в виду не полковника, а молодого врача. Доктору пришлось собраться и делать свое дело — причем не один раз, а дважды! Хостеттер только поддержал его.
Я почувствовал себя старым и больным.
— Одну секунду. Вы оба не правы. Помните, я определил храбрость как состояние, в котором человек имеет выбор… и идет навстречу опасности, несмотря на свой страх. Нашего хирурга заставили принимать решения, поэтому он не в счет. Полковник Хостеттер был ветераном, закаленным в боях, к тому же Джозефс подал ему пример. Нет, полковнику тоже не видать приза как своих ушей.
— Но это несправедливо, — возмутился Джонс. — Конечно, ваш Джозефс был храбрецом, но если уж он едва заставил себя пойти на стол, то полковнику это было вчетверо труднее. Ведь вам наверняка уже всем казалось, что любой, кто попадет на этот стол, живым оттуда не слезет.
— Да-да, — подхватил я. — Именно так мне и казалось. Но ты не даешь мне закончить. Я точно знаю, что приз за храбрость заслужил именно Джозефс. Видишь ли, вскрытие показало, что у него не было воздушной эмболии. Джозефс умер от страха.[23]
Как появился этот диск, Боб Вилсон не видел. Не видел он и того, как сквозь него в комнату шагнул какой-то человек и, остановившись, уставился на Боба, прямо ему в затылок. При этом он дышал несколько учащенно, словно обуреваемый сильными и необычными чувствами.
У Вилсона не было ни малейшего повода подозревать чье-либо присутствие в комнате, наоборот, он имел все основания, для уверенности в обратном. Он заперся в своей комнате, намереваясь одним продолжительным усилием завершить свою дипломную работу. Другого выхода у него не было: завтра наступал последний срок сдачи работ, а вчера его собственная работа состояла всего лишь из заглавия: «Анализ некоторых математических аспектов метафизического метода».
Тринадцать часов непрерывного труда, пятьдесят две выкуренные сигареты и четыре опустошенных кофейника прибавили к заглавию еще семь тысяч слов.
Что касается научной ценности работы, то Боб не дал бы за нее и ломаного гроша. Но довести ее до конца было сейчас его единственным страстным желанием. Довести до конца, сдать и, опрокинув три стаканчика чистого, завалиться спать на неделю.
Он поднял голову, остановив взгляд на двери платяного шкафа, где у него была припрятана почти полная бутылка джина. Нет, строго сказал сам себе Боб, нет, еще один глоток и ты, старина, в жизни не покончишь с этой обузой.
Человек за его спиной хранил молчание.