— Какие-то странные люди появляются, их даже в реввоенсовет вводят, — вспомнил Аббас. — Хотя бы этот Мамед-Ага-Саркизи...
— Его Салар-Дженг знает, — сказал Сейд-Гусейн-Бербери, хотя убежденности не было в его голосе.— Кажется, старый его друг...
Я вспомнил этого молчаливого горбоносого человека лет под сорок, который появился среди нас сразу же после взятия Боджнурда. Никогда раньше никто из нас не слышал о нем.
— Ладно, мне сюда, — сказал Сейд-Гусейн-Бербери на углу. — Подозрительность тоже к добру не приводит...
Попрощавшись, он ушел. Аббас проводил его взглядом и сказал невесело:
— А ты говоришь — борьба еще не началась... Все-таки наши отцы и деды в земле копались, а у Салар-Дженга отец был крупным феодалом и членом меджлиса.
— Ну, это ты зря, Аббас, — возразил я, — командующий — наш человек, предан революции.
— Я и не говорил, что не предан, — ответил Аббас с чуть приметной улыбкой.— Ты иди, тебя Парвин ждет. Или хочешь подождать, когда «кулахут» сошьют... и тогда будешь форсить перед своей любимой в революционной шапке?!.
— Господин начальник!
Мы удивленно оглянулись. Чуть поодаль стоял, приложив руки к груди и просительно улыбаясь, человек в простой крестьянской одежде. Был он коренаст, широк в кости, на загорелом лице улыбка собрала множество мелких морщинок — и трудно было определить, сколько ему лет.
— Я, конечно, извиняюсь...
Он сделал шаг к нам и замер в ожидании: прикрикни на него, и он поспешно удалится, позови — подойдет.
— Какие мы тебе господа? — спросил Аббас, у которого всякое проявление подобострастия вызывало отвращение, хотя он и понимал: что в нынешние времена отсутствие этого качества может стоить человеку жизни — ханы не церемонились с непокорными.
— Можешь называть нас товарищами,— стараясь сгладить впечатление, сказал я.— Все мы равны, все друзья, товарищи, понимаешь?
Крестьянин еще шире улыбнулся и совсем близко подошел к нам. Теперь мы разглядели его глаза, спрятанные под густыми бровями,— веселые, с хитринкой, совсем не рабские глаза.
— Я понимаю, товарищи. Я вот провиант для вашего войска привез. Мне заплатили, спасибо. А то раньше солдат как провиант или там фураж доставал? Увидел, взял — и пошел себе. А ты помалкивай, а то по зубам получишь, так что мы все понимаем. И чем можем помогаем.
— Ну, спасибо,— в свою очередь поблагодарил Аббас, почувствовавший, видно, расположение к этому странному человеку.— Так ты, значит, из села? Как там у вас? Справляетесь без помещика?
Морщинки на лице крестьянина стали еще гуще, а глаза совсем спрятались под бровями.