— Да как сказать,— хихикнул он,— оно вроде бы ничего, а в то же время непривычно.
— Выходит, под помещиком лучше жилось?— удивился я.
— Ну, зачем лучше,— отмахнулся наш новый знакомец,— не лучше. А только непривычно. Вот землю кое-как разделили, имущество тоже. А дальше что?
— Как — что? Владейте, работайте.
Крестьянин почесал заросший щетиной подбородок и кивнул:
— Это, конечно, так. А все-таки непонятно...
— Так что тут непонятного? — заговорил Аббас.— Земля ваша, сейте, собирайте урожай, живите в свое удовольствие! Власть народная, в обиду не даст.
Морщинки медленно расправлялись на лице крестьянина, и оно на глазах становилось моложе.
— Ну да, ну да,— снова кивнул он, думая о своем.— Все это так. А только неясность у нас... С той же землей опять. Одни, конечно, взяли, а другие боятся: им надел выделили, а они на него ни ногой. На своем клочке убрали зерно, а на помещичьей вот-вот осыпаться начнет.
— Боятся?
— Да как сказать?.. Не без этого, конечно. И опять же закона нет. Один так говорит, другой по-другому. Неясность...
Меня вдруг обожгла неожиданная мысль:
— А где ваше село?
— Да тут, рядом. По кучанской дороге, сразу за городом наши поля.
— Аббас, собери эскадрон, спроси, есть ли добровольцы помочь крестьянам в уборке урожая.
Он сразу все понял.
А через полчаса эскадрон в полном составе покидал город.
По обе стороны дороги на склонах пологих холмов желтели поля. Кое-где виднелись люди, согнувшиеся над жнивьем: подчищали остатки только что убранного хлеба. А рядом иным, золотистым цветом отливали полосы неубранной богарной пшеницы.
— Эх, давно я в поле не работал!— с тоской и надеждой воскликнул один из солдат.
У края поля стали мять в пальцах спелые колосья — зерно легко выскальзывало и падало на подставленные ладони.
— Давно созрела,— осуждающе сказал тот же солдат.— Как же это вы допускаете?
Крестьянин, который привел нас сюда, только руками развел и посмотрел на меня, словно ища защиты.
— А ну, доставай серпы,— распорядился Аббас.— Да живо!
— Я мигом!
Вскочив на коня, крестьянин поскакал по склону холма, по еле приметной пыльной дороге, и ветер понес поднятую копытами белесую дымку.
Село было недалеко, за холмом, и он вернулся быстро, вытряхнул из кожаного мешка темные, с блеском по острому краю серпы,— они упали на землю с тонким, долго не затихающим стоном.
Солдаты деловито выбирали себе новое, мирное, оружие, пробовали пальцами острие.
— За дело, товарищи!
Стеной, согнувшись, как в атаке, пошли по полю жнецы. С хрустом срезаются зажатые левой ладонью сухие стебли.
Вжик, вжик, вжик... Ходят лопатки под взмокшими рубахами на сильных спинах.