Но волнения оказались напрасными. Аббас вернулся усталый, но довольный. Подполковник похвалил нас, приказал продолжать преследование и уничтожить разбойников как можно скорее. Напоминал он и о необходимости тщательной разведки, чтобы сохранить своих солдат, не до пустить потерь с нашей стороны. Подчеркивая эту заботу, он хотел завоевать симпатии подчиненных. Солдаты не верили этой ложной душевной щедрости подполковника. О Довуд-хане были далеко не лестного мнения, с недовольством поговаривали о том, что сам он не повел эскадрон на операцию, остался в безопасности, вообще держался высокомерно и пренебрежительно относился к солдатам. А это никакими хитростями и ложными улыбками не скроешь от подчиненных.
На следующий день снова выступили в условленное место и опять обнаружили следы недавней стоянки мятежников. Повстанцы хорошо выполняли условия нашей договоренности. Я изобразил на своем лице разочарование, досаду и даже гнев, но тут же заметил, что солдаты веселы, с удовольствием шутят по поводу наших неудач. Только Заман-хан хмурился, делая вид, что ему очень хочется вступить в бой и доказать, на что он способен. Но я то знал, что ему просто хочется поскорее вернуться в город, к своим друзьям-собутыльникам и разгульным пышногрудым девицам, умеющим веселиться...
Прошло несколько дней. И все время казалось, что мы вот-вот настигнем противника, но повстанцы уходили у нас из-под самого носа... Солдаты уже освоились с таким положением и, видимо, принимали нашу операцию за безопасную и даже увлекательную игру. Но я понимал, что долго это продолжаться не может. И действительно, Довуд-хан в ответ на одно из моих донесений прислал приказ немедленно вернуться в Миянабад.
— Злой? — спросил я Аббаса.
— Да, мрачней тучи грозовой,— кивнул он хмуро.— Сам он ничего не сказал, а стороной я слышал, будто из Тегерана запрос пришел...
Вон оно что! А мы совсем забыли, что не только Довуд-хан заинтересован в успешном исходе нашей операции. Ему-то можно было бы еще долго морочить голову...
Ничего не поделаешь, возвращаемся в Миянабад. Теперь радуется один только Заман-хан. А солдаты помалкивают, понимают, что вольная жизнь кончилась, опять начнутся каждодневные занятия, изнурительная муштра.
Едем унылой молчаливой колонной. Аббас догоняет меня, говорит:
— Ничего, Гусо-джан. Мы свой долг выполнили. Пока наш эскадрон гонялся за неуловимым противником, воины Абдулали и Гулам-Риза спокойно делали свое дело — налетали на усадьбы помещиков, забирали оружие, коней, деньги... Даже на государственный банк совершили налет. Так что теперь им легче будет держаться. А мы... Что ж, наступит и наш черед. Верю в это...