За окном подул злой ветер, в комнату пахнуло холодом сквозь щели в окне. С крыши сорвался снеговой навес, с шумом пролетел мимо и гулко ударился в обледенелый асфальт, разлетевшись на мелкие кусочки. Стас вдруг вспомнил разговор с мамой. Он спросил тогда об отце. Мама так и не рассказала о нем ничего. Не захотела. Почему? И так понятно, что он совершил нехороший поступок, оставив беременную женщину один на один с жизнью. Только поэтому Стас никогда не станет относиться к отцу как к родному человеку. Этот просто биологический отец, не более того. Его личность всего лишь вызывает любопытство, и все. Он не сделал своему сыну ничего плохого, но и ничего хорошего тоже. Стас спросил самого себя – как я отношусь к своему отцу? С ненавистью? Нет. Я не люблю его? Тоже нет. А как тогда? Да никак, блин, вот прицепился-то! Абсолютно чужой для меня человек и мне нет никакого до него дела. Но ведь для мамы он не был чужим. И разошлись они не просто так, не потому, что наскучили друг другу.
Мы расходимся, потому что перестаем любить. Вот причина всех разводов, остальное следствие. Придумываются мифы о несходстве характеров, о дурных привычках, которые раньше не замечали, о надоедливых родственниках и прочей чепухе. Некоторые так увлекаются сочинительством, что создают целый выдуманный мир, в котором и живут все оставшееся время. А вот тот, кто продолжает любить, теряет все и нового мира ему не придумать. Он остается в том, старом, в котором все разрушено. Каково жить на руинах? Тогда любовь переплавляется в ненависть. Она растет, крепнет, переполняет душу и в конце концов выплескивается наружу. Первыми ей заражаются дети, и так обожженные предательством. Ненависть разрастается. Редко кому удается избежать соблазна поделиться ненавистью. Стас понял, что мама не хотела «грузить» его, накачивать негативом по-самое никуда. Если суждено ему встретить отца, то пусть он будет свободен.
- Итак, Станислав Константинович, я предупреждаю вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, - строго произносит следователь и протягивает бланк допроса Стасу. Тот не глядя подписывает в отмеченном галочкой месте, равнодушно отодвигает бумажный лист от себя. Следователю не больше двадцати лет, это невысокая девушка в строгом деловом костюме, волосы собраны в пучок на затылке в стиле дореволюционной классной дамы, на носу прямоугольные очки в кроваво-красной оправе, лицо почти лишено косметики. Девушка старается выглядеть старше и солиднее, заметно волнуется. Это заметно по тому, как сильно сжимают пальцы ручку, по излишне громкому голосу и чересчур серьезному лицу. Допрос только начинается, а Стасу уже все надоело. Он даже ни разу не взглянул на девушку, не оценил, хороша ли она, не прикинул возможные варианты встречи. Ему было все равно. Стас не волновался за себя, его заранее предупредила Марьяна, что случаи самоубийств в интернате бывали и раньше, никого не наказывали, так что лично ему ничего не грозит. Допросы персонала простая формальность, директор обязан докладывать обо всех случаях суицида, а милиция, в свою очередь, должна проводить расследование. Дознаватель спрашивала об отношении потерпевшего к другим пациентам, к сотрудникам, не было ли конфликтов? Стас односложно отвечал, да – нет, не знаю … На вопрос об отношениях с дочерью только пожал плечами.