— Не надо бы тебе спиртное, — зашептала ей на ухо Катя. — Ты же кормишь!
— Я? — молодая женщина будто вернулась из другого мира. — Нет, я уже не кормлю.
Через несколько минут Ярослава попрощалась и снова удалилась в свою комнату вместе с ребенком. А Катя подсела с разговором к доктору Вонсовскому. Она не привыкла к роли пассивного наблюдателя и стремилась действовать. А потому обсуждала с доктором, как бы половчее и поделикатнее заманить Ярославу к нему на прием. Ватсон за последнее время прославился на ниве нетрадиционного врачевания недугов, в особенности, душевных, и было бы непростительным грехом не воспользоваться этой дружбой и не помочь несчастной Ярославе,
Однако поработать с этой пациенткой доктору Вонсовскому так и не удалось. Наутро После Лешенькиного «юбилея» Ярослава вновь явилась на кухню с опухшими от слез глазами, и принялась готовить для малыша кашку из сухой смеси. Екатерина Николаевна отметила, что домашнее платье в области груди у нее намокло: видно, мамаша всерьез решила, что настала пора отучать сына от материнского молока.
Сама Катя была против такого решения. И профессиональный опыт, и чисто человеческие соображения подсказывали, что кормить дитя материнским молоком следует как можно дольше. Чем дольше кормишь, тем крепче у чада иммунитет к болезням. К тому же если этого молока у матери имеется в избытке!
В любом случае, отлучать ребенка от груди следует постепенно, а не вот так — в одночасье. Однако лезть к Ярославе со своими советами она не решилась. Особенно когда увидела, что девушка снова плачет, роняя слезы в ковшик с кашей.
— У тебя все в порядке? — осторожно поинтересовалась Катя.
— Абсолютно, — ответила Ярослава. — Вот только простыла немножко, спала плохо. Погуляйте сегодня без меня, ладно?
— Да не вопрос! Отдыхай, конечно. Вон чаю с малиной попей…
А вернувшись с прогулки, Катя поняла, что девушка опять исчезла. В детской кроватке лежала залитая слезами записка. В своем прощальном послании Ярослава просила у всех прощения и объясняла свой поступок. Она разгадала знак, посланный свыше: ее долг — посвятить жизнь служению Богу.
VI
— Однажды в студеную зимнюю пору сижу за решеткой в темнице сырой! — громко продекламировал Саша.
Звук собственного голоса в закрытом гулком помещении одиночки показался странным. Но, по крайней мере, он еще не разучился говорить.
— Гляжу: поднимается медленно в гору вскормленный в неволе орел молодой.
Он говорил просто для того, чтобы что-то сказать. В противном случае мысли опять потекли бы по одному и тому же руслу. А именно: как же это глупо, как это чудовищно некстати и несправедливо! Именно теперь, когда разборки с самим собой и собственной совестью завершились, и жизнь открыла такие классные перспективы.