— Поэтому вы и пошли в армию?
— Это их здорово разозлило. Думаю, они надеялись, что у них достаточно влияния, чтобы удержать меня. И конечно, родители хотели, чтобы я закончил университет. А к тому времени, Бог даст, война закончится. Как оно и случилось. Но я подумал, что если получится уехать из Штатов, то смогу укрепиться в своем решении, разобраться в себе самом. Вырасту, чтобы стоять на собственных ногах, а не быть под каблуком у родителей. Подозреваю, что подспудно у меня было это трусливое чувство, что они как-нибудь добьются своего и я все равно окажусь в банкирах.
— Что в точности и произошло.
— Только из-за этого случая, в Италии. Пока я разрисовывал куски холста и листы фанеры «под танки», у меня созрело решение. Я твердо решил оставить колледж и пойти в художественную школу. Или, лучше всего, остаться в Европе и поработать в Париже или Риме.
— Так почему же вы этого не сделали?
Уайлд не ответил. Делия видела, что ему трудно облечь чувства в слова, но уже поняла всю нехитрую механику.
— Военно-полевой суд вас оправдал. И тогда вы решили наказать себя сами.
— Вы сумели выразить это так просто.
— Вывод напрашивался сам собой. Но я далека от мысли считать то, что творилось тогда у вас в голове и в сердце, очень простым. Почему мы поступаем так, как поступаем? Почему так часто коверкаем свою жизнь, делая то, что вроде бы кажется разумным, хотя некий голос шепчет нам, что мы совершаем громадную ошибку? Каким образом то, что вы банкир, а не художник, поможет человеку, который умер? Разве вы были виновны?
— Я же сказал вам, что застрелил его. Сознательно выстрелил, имея намерение его убить, и сделал это. Человек, который минуту назад был жив, в следующую стал покойником. Телеграмма родственникам; скорбящая мать; отец, с горя потерявший рассудок; кругом сплошное несчастье и страдание. И все из-за того, что я это сделал.
— Что было на суде?
Трибунал состоялся в солнечный день. Люциус испекся в форме, испытывал смятение и растерянность от непринужденной обстановки, царившей на суде. Как будто все не имело такого уж большого значения — просто очередная рутинная процедура.
Главным свидетелем стал британский сержант. Он был предельно четок в своих показаниях, которые произносил с заученным однообразием, словно выпускал аккуратные автоматные очереди. Смотрел прямо перед собой и беззастенчиво врал.
Люциус-де спускался по склону, склон был крутой, он разогнался, запнулся о корень дерева, и его пистолет выстрелил.
Его не спросили, почему в руке подсудимого был пистолет. Также не стали подвергать сержанта перекрестному допросу; тот сделал свое заявление, и больше вопросов к нему не имелось. Ни единого.