Вилла в Италии (Эдмондсон) - страница 144

— Давай не будем забывать, что ты застрелил британца. Не нашего.

— Разве от этого легче? Я его застрелил, он умер.

— Это война, — ответил тогда законник…

— Нe в этом ли состоит правда? — спросила Делия. — Когда вы вербовались в армию, знали же, что это означает убивать людей, кто бы они ни были. Или вас призвали?

— Я пошел добровольно.

А это была уже отдельная история, поскольку причины его поступления на военную службу представлялись весьма сложными, запутанными и не имели ничего общего с борьбой за идеалы свободы и демократии. Или против нацистов, или японцев, или за свою страну, или за страны своих предков.

— Главным образом мне хотелось уехать подальше от дома.

А вот этот мотив был Делии хорошо знаком.

— Вы не ладили с родителями?

— Мы расходились во взглядах на то, чем мне следует заниматься по окончании образования. Когда я поступил в колледж, они очень обрадовались — ведь я был на пути к карьере дельца и продолжателя семейного бизнеса.

— Кем, собственно, вы и стали, не так ли?

Последовало молчание. Уайлд смотрел в землю с угрюмым, задумчивым выражением.

— Н-да. Кем я и стал. Но это не то, кем я хотел быть в то время.

— А что было у вас на уме?

— О, я хотел стать художником. Безумие, да?

— Почему безумие? У вас нет таланта?

— Нет, просто это безумный способ зарабатывать на жизнь, только и всего. По крайней мере, если ты Люциус Джей Уайлд-третий.

— Но тогда вы так не думали. Сколько лет вам было?

— Восемнадцать. Нет, тогда я так не думал. Единственное, чем я хотел заниматься, — это рисовать. Но ради сохранения мира в семье согласился пойти в колледж. После этого, как сказал родителям, пойду в художественную школу. Думал, что таким образом оттяну время, и разговоры на эту тему прекратятся до моего выпуска.

— Вы оттягивали решительный момент.

— Что-то вроде.

— Неразумно — если ваш отец хоть сколько-нибудь похож на моего.

— Я полагал, у девушек все как-то иначе.

— Не верьте этому.

Вновь погрузившись в раздумья, Люциус ее не слушал.

— На самом деле с матерью было хуже. Папа еще мог бы понять. Возможно, даже сказал бы: «Давай дадим ему попробовать, а когда он потерпит крах, будем рядом, чтобы протянуть руку помощи». Но мама… дело в том, что ее родители были… и есть… далеки от банковского бизнеса. Они скорее представители богемы, и ей от этого неловко. Она выходила замуж не просто за Люциуса человека, а за Люциуса бостонского банкира. Я не хочу сказать, что она его не любила, имею в виду, что она постаралась не влюбиться ни в кого из тех сумасбродных типов — читай: людей искусства, — которых видела в родительском доме. И уж точно не собиралась допускать, чтобы ее единственный сын, бесценное сокровище, скатился обратно в этот мир.