На террасу вышла Бенедетта с серебряным подносом. На нем было пять маленьких рюмок, бутылка вина темно-золотистого цвета и блюдо с крохотными печеньицами.
— А это что за штуки? — спросила Марджори. — Похожи на сухарики с орехами.
— Бискотти, — пояснил Люциус. — Твердое, как кирпичи, сухое печенье; зубы поломаете, если попытаетесь откусить. Его надо окунать в вино — это десертное вино, очень сладкое, — и бискотти размягчатся. Тогда ешьте.
— Отлично. Дайте мне попробовать.
— Это вино гораздо крепче, чем то, что вы только что пили, — предостерег Делию Люциус. — У вас будет утром страшное похмелье.
— Но пока что ночь тепла и полна обещаний, небо в звездах, воздух благоухает ночными ароматами. Я пью не для того, чтобы утопить в вине свои печали.
Нет, сейчас она пила, чтобы отпраздновать то почти божественное откровение, что обрела здесь, на «Вилле Данте». Ее жизнь по-прежнему полна проблем, и утром, когда придется встретиться лицом к лицу с необходимостью принять решение, к которому подталкивало это откровение, все покажется еще тяжелее. Насколько иначе могло бы все быть, если бы они с Тео… Но она не намерена была говорить либо думать об этом — во всяком случае, не сейчас.
— Я хотела бы потанцевать нагой среди оливковых деревьев, но думаю, что упаду.
— Определенно упадете, — согласился Джордж с тревогой в голосе. — Умоляю вас не делать ничего подобного.
— Ночное прикосновение Бахуса, — промолвил Уайлд. Его минутный приступ паники миновал, и теперь, глядя на него, Делия видела иного Люциуса — находящегося в ладу с самим собой, веселого, смешливого, жизнерадостного. Что за странный человек, с этой многослойностью натуры и разными характерами, уживающимися в одном. У него, без сомнения, имелся набор и других личин на всякий необходимый случай. И одна из них очень пригодится ему осенью, когда он будет исполнять вторую главную партию на церемонии, которую Делия вспоминала с такой болью и страданием. Зная Эльфриду, можно было предположить, что эта свадьба будет еще более грандиозным мероприятием, чем свадьбы Джессики или Фелисити. В Йоркском соборе, вероятно, со всей пышностью и помпой. У Эльфриды всегда была вульгарная плебейская жилка. Она не заслуживает такого неординарного человека, как Люциус, и, конечно же, угробит всякие его надежды — если таковые имеются — быть кем-то, кроме как процветающим дельцом и машиной для зарабатывания денег.
— Еще минута, — звенящим голосом произнесла Делия, — и я усну прямо за столом!
Ей вспомнилась — да так живо, словно все происходило сейчас перед ее глазами — мудрая старая женщина, с которой она познакомилась в прошлом году, одна из лучших певиц своего поколения.