- Ну, к безработным, бездомным, больным и тому подобное.
Он постарался не рассмеяться ей в лицо, не рассмеяться над ее прямо-таки математической классификацией несчастий и видов помощи, строго соответствующей каждому из них, прямо как в мозаике для детей.
- Нет, думаю, я к ним не отношусь, - как можно более серьезно ответил он.
- Тогда извините, - приветливо улыбнулась мадам. - Мы имеем дело только с бедствующими.
- Это даже не Кафка, - покачал головой Милош. - Или скорее Кафка в квадрате. Классифицированный бред. Здесь бедствующие, там наоборот, все специально для вашего случая безумия. В одном месте меня даже спросили, не являюсь ли я членом профсоюза. Потому что где-то-неизвестно-где есть место именно для члена профсоюза, если я, конечно, могу тотчас же туда отправиться. В другом мне посоветовали попытаться в Женеве. Что бы это могло значить? Что попытаться в Женеве?
- Невероятно, - развела я руками. - Уму непостижимо.
- Даже больше, чем невероятно. Ужасно. Кошмар. Контор все больше, а ответы все туманнее. Наиболее реальный вариант - дождаться октября и начала нового семестра. А пока посещать Сорбонну в качестве вольнослушателя. Но как только речь заходит о стипендии, все только плечами пожимают: «Ах, это, месье…» И выдают напоследок: «Может, стоит попытаться в эмигрантских организациях?» Черт бы их побрал!
Но какой бы безвыходной ни казалась ситуация, мы старались не придавать ей большого значения или вовсе выкинуть ее головы, по крайней мере, на время. Выставка открывалась на следующий день ровно в шесть, и больше мы ни о чем думать не могли. Тор и Клод прислали мне телеграммы с поздравлениями. Я купила себе новое платье специально для этого случая, из легкого твида, с длинными рукавами и глубоким вырезом. Прекрасный покрой выгодно подчеркивал грудь. Я чувствовала себя высокой и стройной, как Лорен Бако, на которую конечно же совершенно не походила, однако это сравнение всегда придавало мне уверенности в себе. Милош с улыбкой следил за тем, как я поправляю прическу, стараясь опустить локон на один глаз, тщательно подкрашиваю ресницы и пытаюсь накрасить губы кисточкой. Слава богу, у него хватило такта обойтись без комментариев, кроме «Ты прекрасно выглядишь», когда я предстала перед ним в законченном виде. «И такая высокая на каблуках!» - добавил он.
Тедди Клейн со своим другом Бобом Эндрюсом - тоже одним из девяти - пришли к нам пропустить по стаканчику перед открытием. Оба никогда не бывали в районе каналов, и Милош повел их на экскурсию, пока я одевалась. Жан с Николь приготовили огромное блюдо с паштетом, сыром, хлебом и маслом. Парни с энтузиазмом обсуждали каналы, весь этот район, столь не похожий на остальной Париж, необычную игру света и тени. Жан и Николь, которые переживали не меньше моего, закрыли кафе, чтобы «сконцентрироваться», как выразился Жан. Он сконцентрировался на Тедди с Бобом, на своей собственной выставке рисунков и набросков, которые он церемонно развесил по всему кафе, с афишей нашей галереи посередине, и на том, чтобы немного подпоить нас. Мы ушли из кафе около пяти. Жан с Николь должны были приехать чуть позже.