Он устроился в единственном кресле, а я неловко притулилась на краешке кровати, внезапно ощутив, что это наша кровать и Алексис будет судить о ней именно так. Судить о ней и судить меня, и суждения его бесчувственны и неумолимы.
Я сказала, что Милош должен вернуться с минуты на минуту, что по четвергам и субботам он дает уроки русского языка двум девчонкам из Америки. Он кивнул и взял сигарету из пачки, которую я ему протянула. У него были красивые руки с длинными белыми пальцами.
- Я сначала в семинарию пошел, и епископ рассказал мне обо всем, - начал он. - А Серж дал адрес этого отеля. Милош мне уже несколько месяцев не писал. - Голос его сорвался.
Я промолчала. Меня угнетало его присутствие, и, кроме того, я очень боялась, что он перевернет с ног на голову все мои слова.
- Мне сказали, что вы американка. - В его голосе все еще не слышалось раздражения, однако тональность неуловимо изменилась. Слово «американка» прозвучало как название некоей загадочной болезни.
- Да, верно. Американка.
Улыбка скользнула по его губам, и он несколько мгновений разглядывал меня в упор. Потом потушил сигарету и начал свой монолог.
- Милош всегда был защищен от всех напастей, - медленно проговорил он, закинув ногу на ногу и сложив руки на коленях. - Защищен, несмотря на лагеря, войну и госпитали. Защищен, потому что другие всегда заботились о нем. Даже в лагерях. Он невинен, словно дитя. Это видели даже охранники в лагерях, хотя им по большому счету плевать на пленников. Но для Милоша даже там сделали исключение. И в семинарии то же самое было, хотя несчастный епископ не имел никакого права составить своему студенту протекцию в том объеме, в каком ему хотелось, - вам конечно же известно, что семинария жестоко нуждается и живет в основном за счет благотворительных средств, собираемых в Америке и Австралии? Несмотря на все лишения, которые не обошли стороной и самого епископа, - он попытался создать для Милоша духовный комфорт - весьма сложная задача в подобных условиях.
Он откашлялся, ожидая, вероятно, моей реакции, но я молчала, словно воды в рот набрала.
- У епископа ничего не вышло. И он винит себя за этот провал, что вполне понятно. Боюсь, великим человеком его назвать трудно, но, я думаю, он не так уж и прост. А вы как считаете?
Глаза его постоянно бегали по комнате, но в кульминационные моменты его взгляд всегда обращался ко мне, словно два ножа втыкались. Его вопрос застал меня врасплох. На лице моем отразилось замешательство.
- И все же мне с трудом верится, что эту проблему нельзя решить. Должен быть какой-то способ, - произнес он, не сводя с меня взгляда.