Чуть ниже тонким курсивом было выведено предостережение: «Интим не предлагать!»
Мне был хорошо знаком этот рекламный текст, раскиданный в свое время Лис по множеству бульварных листков, поэтому я отодвинул от себя газетку и вопросительно глянул на хозяина кабинета.
Он откинулся на спинку кресла, подвинул к себе миниатюрный деревянный ящичек, стоявший на краю стола, вновь окинул меня взглядом и спросил:
— Собираясь нанести официальный визит в респектабельную фирму, вы всегда облачаетесь в такой легкомысленный наряд?
Будто подтверждая респектабельность своей конторы, он откинул крышку деревянного ящика и извлек толстую черную сигару с золотистой, в форме сплюснутого перстня-печатки, наклейкой и ткнул ею в пространство около меня.
— Если речь идет о моих шортах, — сказал я, усаживаясь без разрешения в кресло напротив стола, — то вы неоригинальны. Тот питекантроп, что стоит у входа в ваш подъезд, тоже высказывался на этот счет. А вот, кстати, и он, — предположил я, услышав за спиной приглушенный вздох открывшейся двери.
Густой цветочный запах, проникший следом, опроверг мою догадку. Это была Кармен из приемной.
Покачивая бедрами, она прошла к столу, неся поднос с необычной бутылкой темного стекла и парой маленьких рюмок. Привычно постреливая глазами, принялась что-то нашептывать патрону на ухо.
По мере того как он впитывал смысл ее слов, лицо патрона вытягивалось, а крылья носа затрепетали.
Бросив на меня многообещающий взгляд, Кармен молча удалилась.
Селезнев, словно очнувшись, навесил на лицо картонную улыбку и сокрушенно развел руки в стороны:
— Извините… Срочные дела. Я вас оставлю на минуту. Чувствуйте себя как дома. Выпейте… Я быстро.
С тяжким вздохом выбравшись из-за стола, он валкой походкой двинулся к двери, одышливо сопя и слегка подшаркивая, А я, откинувшись в кресле, прикрыл глаза, отдавшись типичной для всякой ночной птицы дневной полудреме. Расслабившись, чуть не пропустил момент, когда он вернулся.
Смутное ощущение тревоги возникло сразу и необъяснимо, едва до слуха донесся звук приотворяемой двери.
Что-то было не так.
Да, походка вошедшего в кабинет имела какой-то иной — вовсе не утиный — пластический рисунок.
Она была упруга: ни тихого подшаркивания, ни одышливых похрипываний… Это была поступь зверя, но догадался я слишком поздно.
Пытаясь разглядеть вошедшего, я начал поворачивать голову к двери — как оказалось, только за тем, чтобы подставить висок под удар.
Удар был профессиональный — короткий и хлесткий, он опрокинул меня на пол и погрузил в небытие.
…Очнулся я оттого, что кто-то плеснул мне в лицо водой. Голова раскалывалась от тупой, распирающей черепную коробку боли. Наконец в поле зрения возникло чье-то лицо: четко вырезанные скулы, прямой длинный нос, от крыльев которого к уголкам рта тянулись рельефные морщины, одна из них — левая — оканчивалась выпуклой родинкой, формой и цветом походившей на гранатовое зерно.