— Ты — пахарь, папуль, — втолковывала она. — Ты всю жизнь пашешь. Сколько себя помню — кормил ты, поил ты, мыл и причесывал ты, утешал тоже ты. Когда мы болели, ночью ты трогал лбы. Когда начали влюбляться — ты был универсальной жилеткой. И все эти годы ты нас лепил. И неплохо вылепил, папик.
— Сейчас всплакну, — засмеялся Владимир Сергеевич.
— Имеешь право, — разрешила Майка и подвела итоги: — В общем, ты точно не плацебо. Просто мама инвестировала сначала в образование, потом — в карьеру. А ты всю жизнь инвестировал в нас с Вадькой.
— Мама тоже инвестировала в вас, — вступился за Катю Чистов. — Начиная с роддома.
— Этого у нее не отнять, — рассмеялась Майка. — Но если ты про деньги, то мы бы и с тобой не голодали. Уж поверь мне, ты бы что-нибудь придумал.
— Огород бы развел на даче.
— Пусть огород. Ну, ты понял, почему Сашка — плацебо?
— А может, у него просто не было возможности попробовать? — осторожно вставил Чистов. — Может, он тоже будет сидеть около вашего малыша ночами?
— Не смеши мои тапки, папик, — отрезала Майка. — Он будет сидеть со своей бандой в клубе. И еще обижаться на меня, что я с ним не пошла — он же оплатил трех домработниц и пять нянь!
Они поднялись по широченным ступеням величественного здания и вошли внутрь.
Народу было довольно много, но не настолько, чтобы мешать друг другу.
Чистов без сожаления пропустил богатейшую античную коллекцию и сразу направился в «Средние века».
Думал обойти все, но на целый час завиc в зале Эль Греко. Чудеса да и только!
Был же в мадридском Прадо, там очень много Эль Греко. Но не испытал и доли того, что ощутил сейчас.
Вот они, истоки экспрессионизма. Ау, Эгон Шиле и Кокошка.
А впрочем, какая разница, как и что называется.
Значение имеет только то, как это на человека воздействует.
И тут пришла простая до гениальности мысль.
Может, дело сейчас не в художнике — точнее, не только в художнике, — но и в зрителе? Ведь когда он был в Прадо, его не бросала Катерина. А стало быть, нервы — или что там отвечает за восприятие — не были так обнажены и обострены.
Вот на них — обнаженные и обостренные — и излил Эль Греко свой бессмертный талант.
В итоге Чистов пробыл в Нью-Йорке четыре дня.
Много чего увидел: к статуе Свободы, зеленой и трогательно маленькой на фоне небоскребов, сплавал. В нью-джерсийский аутлет отовариться по смешным ценам лучшими брендами — Майка настояла — смотал. (Кстати, возвращаясь оттуда поздним вечером, видел удивительную картину: в небе, расцвеченные огнями, гуськом, один за другим, шли к аэропорту самолеты. Фантастическое зрелище — более десятка сверкающих иллюминаторами и бортовыми огнями лайнеров можно было разглядеть с одной точки.) В кошерном ресторане с ее будущими квартирными хозяевами отобедал — они оказались, как и его сосед по самолету, хасидами, только другой религиозной версии.