Блейк кивнул.
— То же самое чувствовал и я. Я поблагодарил каждую и попрощался, прежде чем их увезли.
— Их всех сразу продали?
— Недели за две. Покупатели приходили один за другим и забирали их. Старик Фрэнк, который был тут главным, ушел на покой. Других конюхов уволили — и остался один я.
— Но почему? — озадаченно спросила Луиза. — Почему это произошло?
— Кто я такой, чтобы задавать вопросы? Я всего лишь наемный работник. Я сплю тут, наверху, — он махнул в сторону лестницы, ведущей на сеновал. — Так я могу всегда быть рядом, если понадобится.
— Ты хочешь сказать, если сюда проберется злодей? — спросила она с озорством, и они вдвоем рассмеялись.
— Спасибо за то, что ухаживаешь за Файерфлай, — сказала Луиза.
—Я знаю, как много она для вас значит.
— Правда?
— Его светлость говорил мне. Я ее каждый день тренировал. Она действительно прекрасная лошадь. — Блейк вошел в стойло, достал из кармана яблоко и угостил кобылу.
— Это чтобы успокоить ее, — объяснил он. — Ее, наверное, расстроило, что два самых дорогих ей человека так враждебны.
Это было уж слишком!
— Правда? Ты считаешь себя одним из ее любимцев?
—Я знаю, что это так. Мы хорошо друг друга изучили. Она доверяет мне и любит. Не так сильно, как вас, конечно.
Сомнения не было, Файерфлай была расположена к конюху. Глядя, как кобыла довольно хрустела яблоком и с любовью обнюхивала Блейка, Луиза почувствовала, что ее гнев на него испарился.
—Да, я вижу, она тебя любит, — признала девушка. — Как хорошо, что моя лошадь в таких надежных руках! Я рада, что пришла проведать ее.
— Вам не следовало этого делать, — уверенно произнес Блейк.
Луиза задохнулась.
— Прошу прощения?!
— Глупо приходить сюда одной ночью. Если бы здесь действительно был какой-нибудь разбойник или если бы я был грубияном и хулиганом, как некоторые конюхи, вы были бы беспомощны. Вам следует быть осторожнее.
У Луизы вспыхнули щеки.
— Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?!
—Я просто беспокоюсь о вашей безопасности.
— Ты наглец!
—Я приношу свои извинения, если обидел вас.
Слова Блейка были покорными и смиренными, но произнесены они были отнюдь не смиренным тоном. Луиза снова почувствовала властность, столь непривычную для наемного работника.
—Я ценю твою помощь, — произнесла она надменно, — но это не дает тебе права так со мной разговаривать. Я собираюсь пожаловаться отцу.
— Как считаете нужным, мисс.
Его не пугала ее угроза. И, подумав, она поняла почему. Отец не одобрит ее появления на конюшне ночью. И она не сможет объяснить ему настоящую причину своего смятения — этот наглый молодой человек сжимал ее в объятиях, когда она была раздета, в одной ночной сорочке. Он боролся с ней, крепко прижимал во время схватки, и те чувства, которые она испытывала, грозили захлестнуть ее, лишить самообладания.