Звонок. Беру трубку и слышу голос Леонова:
— Зайдите, Николай Алексеевич!
Убираю документы в сейф и бегу. Леонов не любит, когда задерживаются.
— Садитесь, — говорит он, едва я показываюсь в дверях, а сам еще не отрывается от бумаг, которые лежат перед ним на столе.
«Предстоит разговор», — догадываюсь я и опускаюсь на стул. Минута, другая. Леонов, наконец, поднимает голову и спрашивает:
— Вы, кажется, обижались, что вам не дают самостоятельно поработать?
— Не обижался, а...
Леонов перебивает.
— Вот я и думаю, что не все же вам сидеть практикантом. Возьмите-ка эти материалы! — Он подает мне бумаги, только что прочтенные им, улыбается. — Хорошенько изучите и, если окажется достаточно оснований, напишите постановление о возбуждении уголовного дела. А план расследования составим вместе... Ясно?
— Значит, дело будет в моем производстве? — нерешительно спрашиваю я своего начальника, принимая бумаги и еще не веря тому, что буду, наконец, вести расследование.
— Конечно! — восклицает Леонов. — Придется выехать на место совершения преступления — в Белогорск.
В Белогорск! Я готов ехать хоть на Северный полюс! Леонов, наверное, видит это: недаром на лице у него такая улыбка.
Материалов, которые мне вручил начальник, оказалось не так много: письмо прокурора с поручением провести расследование, рапорт сержанта милиции Савочкина, объяснение работницы швейной фабрики Веры Лозиной, справка из больницы — вот и все документы, которые теперь легли на мой стол.
На письме прокурора две резолюции. Одна, начертанная размашистым почерком, гласила:
«Тов. Леонову В. В. Поручите опытному следователю» —
это указание начальника. Пониже твердым и четким почерком Леонова стояло:
«Тов. Иванову Н. А. Возбудите дело».
Я не считался опытным следователем, все еще носил эпитет «молодого»; он приклеивался ко мне на всех служебных совещаниях и партийных собраниях, когда нужно было меня похвалить или указать на мои недостатки. Правда, на последнем собрании секретарь партбюро встал на мою защиту. Он сказал, что давно пора предъявить мне требования по-настоящему. Какой я молодой, когда два года, как из института! Замечание это мне пришлось по душе. Юношеский период в работе был закончен. И вот теперь — дело!