Птица всматривалась в воду и выжидала. Когда охотник был на середине канала, она вдруг почувствовала, что его рука дрожит и что пальцы держат ее некрепко. Тогда она напряглась, расправила крылья и, выскользнув из руки, упала в канал. Ее понесло вниз по течению. Она помогала себе изо всех сил здоровым крылом и быстро плыла к излучине, где виднелся подмытый водой берег.
Вскоре она услыхала, как следом за ней бежит охотник. Его сапоги чавкали по влажной земле. Она поняла, что он ее догоняет, и, добравшись до того места, где река подтачивала берег, скрылась под водой, высунув наружу лишь кончик носа, чтобы удобнее было дышать.
Охотник искал ее по течению. С берега доносились звук его шагов, крики товарища и его сердитый голос. Наконец голоса охотников смолкли в районе деревни. Тогда утка поплыла вверх по течению, потому что в памяти ее запечатлелось, что люди спустились по реке.
Она долго плыла, придерживаясь самого берега. Ее раненое крыло висело и цеплялось за воду, и приходилось плыть на одном боку.
Через час она добралась до болота и скрылась в тростнике.
С этого дня утка пряталась в тростнике. Она облюбовала себе бугорок, образованный из сгнивших стеблей растений, на месте старой засады, построенной здесь много лет назад, когда болото не было еще таким глубоким.
Тростник защищал утку от ветра и делал ее недоступной для глаз хищных птиц. Днем она хоронилась, а ночью отправлялась на болото, в поисках корма.
В первые дни зимы она была не одна. Каждый день и каждую ночь на болото садились стаями сотни водоплавающих птиц. Черные лысухи, чирки, шилохвостки и такие же, как она, утки кишмя кишели в тростнике. Самцы, красуясь в новых зимних нарядах, с бархатно-зелеными головками и дерзко поднятыми, в кудряшках, хвостами, прилетали с севера и востока изогнутыми, как луки, клиньями, гонимые холодным ветром. Прежде чем спуститься, они резвились над болотом, живописно красивые на фоне морозного вечернего неба. Утки дружным хором приветствовали их из тростника.
Ночью над болотом было видно, как вылетают искры из труб засад, в которых прятались охотники. Утром и вечером в дымке тумана над водой проносились с жалобным писком кулики, а над равниной кружили огромные стаи чибисов. Со всех сторон раздавались крики подсадных уток, один за другим гремели выстрелы. В тростник слетались самые разные раненые птицы. Одни сразу же падали здесь замертво, другие умирали потом, уставившись взглядом в одну точку.
Днем над болотом вились серо-коричневые луговые луни, оглашая криками окрестность, а болотные луни в зимних, белесого цвета, одеяниях медленно парили над тростником, выслеживая добычу. Порой сюда слеталось по пять — шесть ястребов. Они стремительно носились вверх-вниз, возбужденно кричали, завидев такое количество птиц и из всех сил старались выманить из тростника очередную утку. Болото было усеяно перьями и костями растерзанных птиц. Любая раненая птица, у которой не хватало сил сюда долететь, становилась жертвой хищников.