— Вам не мешало бы постричься, мистер Блюделл, — произнесла она наконец. — Да и побриться тоже.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и пошла в глубь самолета. Блюделл последовал за ней, но к тому моменту, как он вошел, неприветливая хозяйка уже сидела к нему спиной.
Охранник указал ему на кресло в хвостовой части салона. По тому, как Томас плюхнулся в кресло, чувствовалось, что он сердит, хотя на этот раз он молчал. Симона снова углубилась — или, скорее, сделала вид, что углубилась, — в журнал, но почему-то испытывала сильное искушение обернуться и посмотреть на гостя.
Не успели они сесть, как из динамиков раздался голос пилота Келли:
— Мы готовы к взлету, мисс Дукет.
Симона инстинктивно сжалась еще до того, как самолет начал плавно скользить по взлетной дорожке, постепенно набирая скорость. Она всегда чувствовала себя неуютно в полетах, но взлет почему-то ей давался труднее всего.
Рядом возник Нэнс.
— Вам принести что-нибудь, мисс? — спросил он, хотя отлично знал, что ей нужно.
— Скотч, пожалуйста, — произнесла она, не глядя на него. Нэнс принес бокал так быстро, что, казалось, не прошло и секунды, и она столь же молниеносно осушила его. Симона ненавидела спиртное и пила только тогда, когда не могла не пить, — на приемах или, как сейчас, в полете.
Нэнс направился к своему месту в хвосте самолета, но Симона остановила его.
— Когда мы взлетим, Нэнс, пожалуйста, пригласите мистера Блюделла присоединиться ко мне за завтраком.
— Хорошо, мисс. — Охранник кивнул и удалился.
Симона попыталась сосредоточиться на журнальной статье о влиянии какого-то кризиса в Японии на американскую экономику, но тут самолет оторвался от взлетной полосы, и, хотя высота пока не превышала нескольких дюймов, Симона почувствовала себя так, будто находилась в космическом корабле в момент сильнейших перегрузок. Она закрыла глаза и обреченно откинулась на темно-красную бархатную спинку кресла. Руки и ноги отяжелели и казались отлитыми из чугуна.
Блю наблюдал за Симоной из-под полуприкрытых век. Со своего места он видел лишь ее профиль, но то, как она выпила скотч — огромный бокал одним глотком, даже не поморщившись, — нельзя было не заметить. «Черт побери, у этой девицы, должно быть, луженый желудок!»
Он так еще и не успел как следует рассмотреть ее. Тогда, на стоянке, солнце, несмотря на очки, слишком слепило ему глаза, и он сумел лишь отметить, что она маленького роста и темноволосая. Вот и все — если не считать ее голоса, довольно низкого и командного, словно она не женщина, а сержант. Должно быть, она всегда разговаривает таким голосом.