— Что еще я должен обещать?
— Только если ты сам этого хочешь. И готов выполнить свои обещания.
— Говори.
— Прими меня такой, какая я есть.
— Разве я это уже не сделал?
— Сегодня ты меня понял. А что будет завтра? Мне опять придется с тобой спорить?
— Не знаю. Прежде всего тебе надо перестать спорить с собой. Сама прими себя такой, какая ты есть, и пойми, чего ты хочешь.
Слова Луки секли как удары хлыста. Лука заметил, какое впечатление они произвели на Кьяру. Ее глаза наполнились слезами и стали похожи на два чистых голубых озера. Смотреть, как слезы катятся по щекам Кьяры, было невыносимо, но Лука не стал их утирать.
— Настанет день, Кьяра, и мы станем любовниками. Но не потому, что ты подчинишься моей силе, и не потому, что поддашься моему обольщению, а потому, что ты этого хочешь так же, как и я. — Лука говорил тихо, без всякого чванства, будто разговаривал сам с собой. — Потому что с самой первой минуты нашей встречи мы знали, что предназначены друг для друга. К твоему сведению, Кьяра, я не говорил такого ни одной женщине.
С этими словами он вышел из комнаты.
А Кьяра еще долго стояла не шевелясь.
«Это твоя судьба, — услышала она внутренний голос. — Судьба».
Кьяра упала на колени и, зарывшись лицом в складки плаща, разрыдалась.
Уже целый час Лука и Кьяра были погружены в шахматы.
В течение последних недель Лука делал все, чтобы жизнь Кьяры в его доме стала приятной, обращаясь с ней, как с гостьей. Он по-прежнему иногда обнимал ее и даже целовал, но делал это так ненавязчиво, что у нее не было повода думать, будто что-то в их отношениях изменилось. Он не ухаживал за ней, иначе она заподозрила бы в этом единственную цель — заманить ее к себе в постель.
И Кьяра позволила себе окунуться в спокойное течение венецианской жизни, которая была похожа на зыбучий песок. Три месяца в доме Дзани прошли незаметно. Кьяра забыла даже о своем долге перед сестрой. О своем решении разыскать отца.
Да, подумала она, делая ход королевой, этому пора положить конец.
— Мне надо поехать в Падую, — сказала она.
— В Падую? — Лука поднял глаза от шахматной доски. — Зачем?
— У меня там кое-какие дела, — ответила она, протянув руку за алебастровой фигуркой коня.
— Опять секреты?
Кьяра посмотрела на Луку, но в его взгляде не было издевки. Ей вдруг стало невыносимо трудно одной тащить на плечах весь этот тяжкий груз.
— Там живет моя сестра.
Лука, забыв об игре, откинулся на спинку стула. Кьяра в первый раз заговорила о своей семье, если не считать признания, что ее отцом был венецианский патриций. И в этот момент Лука понял, насколько важно для него узнать что-либо о Кьяре.