«Догадывалась ли она о том, как сильно я хочу заполучить ее тело? Не поэтому ли убежала от меня в грозу?» — размышлял он.
Губы Тайрелла сжались в тонкую твердую линию. Он напомнил себе, что Жанна спасла ему жизнь, даже рискуя собственной. При мысли о том, что его не поддающееся контролю тело напугало девушку и заставило ее бежать от защиты, которую он мог бы обеспечить ей в это неспокойное время, он испытывал к себе чувство отвращения и одновременно недоумения. Ему никогда не приходилось добиваться расположения женщин, они сами слетались к нему, как бабочки на пламя. И он брал то, что они предлагали, даря взамен наслаждение, но всегда избегал девственниц, так как не хотел обременять себя обязательствами до тех пор, пока не найдет прекрасную даму своей мечты. Он не делал из своего намерения секрета, но женщины, окружавшие его, либо не верили ему, либо им было все равно.
«Но, боже мой, ни одна из них до сих пор не убегала от меня! Скорее, я спасался бегством!»
С вершины Черного плато прилетали сильные порывы ветра, безжалостно напоминая Тайреллу, как, должно быть, страдает Жанна, идя пешком, промокшая до нитки да еще и в плохонькой одежде. Он с ненавистью воззрился на алую полоску рассвета, уже появившуюся на горизонте, словно именно она была в ответе за все, что случилось с тех пор, как Тайрелл начал преследовать вороного жеребца и в конечном итоге угодил в лапы Каскабеля.
Небо постепенно меняло цвет с бледно-розового до голубого. Лучи восходящего солнца совсем не давали тепла, зато позволяли определить свое местонахождение. Он остановил Зебру, когда они почти достигли вершины плато, и, вытащив из рюкзака новенькую подзорную трубу, принялся осматривать окрестности. Никто их не преследовал, лишь несколько воронов черными пятнами мелькали в небе. Он почувствовал себя таким одиноким, словно был единственным человеком на земле.
Кобыла всхрапнула и принялась переступать ногами, показывая, что хочет продолжать движение.
— Полегче, девочка! Дай мне как следует осмотреться!
Но всюду, куда ни кинь взгляд, местность была пугающе безмолвной и недвижимой. Ценитель равнин и крутых каньонов, длинных расселин и хребтов гор, лишенных буйной зеленой растительности, наверняка пришел бы в восторг от увиденного пейзажа. Флора здесь была настолько бедной, что едва прикрывала каменистую почву. На фоне глубокой голубизны небес вырисовывались очертания горных вершин, скал и ущелий, полыхавшие буйством цветов от бело-розоватого до красно-коричневого и черного. Кое-где по склонам гор рос можжевельник, освежая картину всполохами зеленого пламени.