— Я ненавижу людей потому что люблю их… Меня боятся, потому что я прощаю… Я беру чужое зло, чужую ненависть на себя и не отдаю их, чтобы забрать их из мира… В этом моя страшная месть, месть добром… — Я слушал и засыпал на ходу. Гипноз? — А теперь я уйду туда, где я нужнее, я… — и тут она пообещала такое, что я несмотря на всю демократию, гласность и прочее повторить не решусь. Это оказалось новой поворотной точкой нашего разговора — сработал инстинкт самосохранения, я очнулся, шикнул и обозвал ее маленькой дурочкой, которая может такой болтовней поломать себе всю жизнь. В ответ она посмотрела на меня совсем по-чужому, горько усмехнулась (я вздрогнул от такой усмешки) и выговорила как-то в сторону: — жизнь… что вы в этом понимаете…
Внезапно она побледнела, вскочила и выбежала из комнаты, оставив нас с Аленой в легком шоке. И я увидел… нет, мне показалось, как промелькнуло за окном прозрачное белое облачко…
На этот раз я заснул мгновенно — едва дошел до кровати и не проснулся бы, даже если меня стал бы кто-нибудь есть. Сон мой был сумбурный и мрачный. В основном мне снилась Наташка. То она повторяла свои несвязные слова о мести добром, то прощалась, обещая уйти отсюда навсегда. Потом вдруг передо мной возник сарай, с потолка которого свешивалась петля. И Наташка на табурете. Я проснулся в холодном поту.
На следующий день Наташка не пришла. Не видел я ее и утром, и после работы. Забеспокоившись я пошел к ней. Что-то подсказывало мне, что больше я ее не увижу.
Дверь была незаперта и я вошел сразу в дом. Комната, в которую я попал, пройдя через темные сени, была уютной и аккуратной, но на засохших в цветочных горшках растениях, на полочке с иконами да и почти всюду виднелись залежи пыли. Даже не почти — пыль была всюду. Старая, давняя пыль. И было тихо. Неестественно тихо — даже назойливые осенние мухи не толклись об стекла. И вдруг я понял, чем поразила меня эта пустота. Она была нежилой, как и всюду по этому краю поселка.
Признаюсь, по спине у меня пробежал холодок. Ничего себе — почти у меня на глазах исчез человек. Исчез загадочно и странно, будто и не жил. Да нет же, не может быть… Она просто обманула меня, а сама живет в каком-то другом месте… Она не могла пропасть!
К Петру Семеновичу я заявился едва сдерживая волнение… Разговор, который я собирался начать казался мне изначально нелепым; я чувствовал себя непроходимым идиотом, и вместе с тем страх за мою странную соседку заставил меня его начать.
— Петр Семенович. У меня к вам такое дело… Извините, конечно… Вы же всех здесь знаете, так вот, одна моя соседка… — я с трудом выбирал слова. — Мне кажется, она пропала.