Он сделал шаг вперед, разорвав наконец сцепленные за спиной руки, и уперся кончиками пальцев в овальную столешницу. Впервые в его голосе зазвучало волнение.
– Как видите, это предложение представляется одновременно и ужасным, и радикальным. Однако могу сказать вам, что я тщательно его взвесил, оценил все последствия, и, по-моему, для нас это единственный курс, если мы как нация хотим выжить в будущей войне.
– Но почему именно таким путем? – голос Стюарта Коустона звенел, как натянутая струна.
Никогда ранее министр финансов не казался более встревоженным и растерянным. Словно вокруг него рушился весь старый, устоявшийся и такой привычный мир. “Не только вокруг него одного, – подумал Хауден, – мир рушится вокруг нас всех. Так бывает с мирами, хотя каждому человеку кажется, что целостность его собственного мирка гарантирована”.
– Потому что нет другого пути и нет другого времени! – Хауден выстрелил словами, как автоматной очередью. – Потому что наша готовность является жизненно важной, а на это нам отведено всего триста дней, возможно, – если будет угодно Богу – чуть больше, но не намного. Потому что наши действия должны быть молниеносными! Потому что время робкой умеренности прошло! Потому что доныне на каждом заседании совета совместной обороны над нами довлел дух национальной гордости и парализовывал принятие решений. И он станет довлеть над нами и парализовывать нас до тех пор, пока мы будем пытаться отделываться новыми компромиссами и латанием дыр!
Спокойным голосом искушенного миротворца вмешался Артур Лексингтон:
– Как я себе представляю, большинство людей захочет знать, останемся ли мы по такому соглашению существовать как государство или станем всего лишь американским сателлитом – своего рода незарегистрированным пятьдесят первым штатом. Как только мы уступим контроль над нашей внешней политикой – а это, конечно, так и случится, признаемся мы в этом вслух или нет, – многое будет покоиться на доверии.
– В маловероятном случае, если подобное соглашение когда-либо будет ратифицировано, – медленно произнес Люсьен Перро, не сводя темных задумчивых глаз с Хаудена, – в него, несомненно, будет включено особое условие.
– Предполагаемый срок действия – двадцать пять лет, – объяснил премьер-министр. – Соглашение, однако, будет содержать статью, предусматривающую, что союзный акт может быть расторгнут по взаимному согласию сторон, но не в одностороннем порядке какой-либо из двух стран. Что же касается того, что многое придется принимать на веру, – да, с этим нам придется смириться. Вопрос заключается в том, что вы предпочтете; верить в тщетную надежду на то, что войны не будет, или в клятвенное слово соседа и союзника, чье понятие международной этики совпадает с нашим собственным.