и просил меня прийти либо в одиннадцать часов вечера, либо утром, по моему усмотрению. Я попросил привратника передать ему, что вернусь в одиннадцать часов, поскольку днем не осмеливаюсь показаться.
Ждать у министра было нельзя. Меня могли увидеть, разгласить, что я вернулся; я вышел.
Куда пойти? Что делать в ожидании встречи? Боязнь натолкнуться на какой-нибудь патруль поджигателей заставила меня спрятаться на бульваре среди куч булыжников и бутовых плит, усевшись прямо на землю. Я с восторгом созерцал себя в этом убежище и вскоре от усталости задремал; если бы около одиннадцати не началась поблизости громкая возня, меня так и нашли бы там на следующее утро.
Я услышал бой часов и направился к министерству иностранных дел… О боже! Судите о моем отчаянии, когда привратник сказал мне, что министр уже лег; что он ждет меня завтра, в девять утра.
— Разве вы не сказали ему?..
— Простите, сударь, я все ему сказал…
— Дайте мне скорее бумагу.
Я написал это короткое письмо, сдерживая бешенство:
«Господину Лебрену, при его пробуждении.
Суббота вечером. 8 сентября, в 11 часов,
у Вашего привратника.
Сударь!
Я проделал пять миль по вспаханной земле, чтобы явиться в Париж и подвергнуть мою жизнь опасности, но не опоздать к часу встречи, которую Вам угодно было мне назначить. Я был у Ваших дверей в девять вечера. Мне сказали, что Вы соблаговолили представить мне на выбор либо одиннадцать часов того же вечера, либо девять утра на следующий день.
Учитывая мое последнее письмо, где я поставил Вас в известность о всех опасностях, подстерегающих меня в этом городе, я рассудил, что Вы будете столь любезны, что предпочтете в моих интересах встречу вечером. Сейчас одиннадцать часов; крайнее переутомление заставило Вас, как говорят, уже лечь. Но я, я не могу вернуться завтра раньше, чем стемнеет, и буду поэтому ждать дома приказания, которое Вам угодно будет мне отдать.
Ах, сударь! Расстаньтесь с мыслью принять меня днем. Есть опасность, что к Вам прибудут лишь мои жалкие останки!
Я пришлю завтра узнать, какой час вечера Вы посвятите мне. Голландская почта отбывает только утром в понедельник. Подвергнуть опасности самое мою жизнь — вот та единственная жертва, которую мне еще оставалось принести этим ружьям, — я принес и ее. Не будем же, прошу Вас, рисковать человеком, столь нужным для дела, принуждая его показываться на улицах днем!
Свидетельствую Вам почтение доброго гражданина.
Подпись: Бомарше».
Пока я переписывал письмо, мне вызвали фиакр. В полночь я был дома. Я отослал фиакр за шестьсот шагов, чтобы кучер не понял, кто я. Когда я вернулся, мне стоило больших трудов умерить радость домашних, что я жив: я просил держать это в тайне.