А в душе так хотелось, чтобы Перекусихина сказала, что родителям послал или еще кому из родственников. Даже решила разузнать, как его родственники живут, может, правда помощь была нужна? Тут же обругала себя, что не подумала об этом сразу. Но Мария Саввишна сказала совсем другое:
– А я знаю, случайно услышала. Только не понравится тебе, Екатерина Алексеевна, то, что я скажу. И Григорию Александровичу не понравится. Но я все равно скажу!
– А Григорий при чем?
Теперь даже если бы Перекусихина отказалась говорить дальше, из нее горячими клещами выжали бы. Но она не отказалась, наоборот, почти мстительно пояснила:
– Мальчишку прогнали из-за денег… А ведь он их для Григория Александровича занял!
– Чего мелешь? У Потемкина своих мало, чтоб заставлять Ланского в долг влезать?!
– Своих, может, и много, только… – Перекусихина, видно, окончательно решилась, махнула рукой, словно говоря: «Была не была!» – и добавила: – Григорий Александрович потребовал у Ланского двадцать тысяч за помощь.
Екатерина с легким сомнением усмехнулась:
– Ну и что? Эка невидаль! Двадцать тысяч… Я Саше куда больше дала.
И вот это «Саше» подсказало Перекусихиной, что не забыла государыня своего любимого и страстно хотела бы оправдать, чтобы вернуть обратно.
– Ага, только к тем двадцати требовалось выкупить именьице Григория Александровича. По правде говоря, оно и половины спрошенного не стоило, только куда нашему Саше деваться было, если Потемкин обещал тебя с ним поссорить? Вот мальчишка и купил на долговые. Да кто-то донес… Завистников много…
Императрица смотрела на Перекусихину в онемении, потом покачала головой:
– Если лжешь…
– Вот те крест, не лгу, матушка! Сама только что узнала. Сашу жаль, такого второго нет. Уж так он тебя любил…
Ланской, уезжая в Ораниенбаум, радовался только одному: что не в заграницу, а значит, не насовсем. Может, со временем хоть в Петербург вернет? Пусть не к себе, пусть не в спальню…
Как глупо вышло! Мог бы сказать Потемкину, что пока не соберет денег, ничего покупать не будет. Но тогда князь непременно поссорил бы государыню с фаворитом, ему все под силу. А так не поссорил?
Тяжелые мысли терзали Ланского непрестанно. Ночью руки невольно искали любимое тело, он просыпался в жарком поту от желания, удовлетворить которое было некому. Позвать дворовую девку почему-то не приходило в голову, это казалось кощунством. Долго лежал без сна, тоскуя по своей любовнице, по ее объятиям, горячему ненасытному телу, ее покорности и требовательности одновременно.
Но довольно быстро сказалась привычка, выработанная за год жизни рядом с государыней. Екатерина сама не бездельничала и рядом с собой никому не позволяла. Подъем в шесть или даже пять утра, смотря по времени года, многочасовые занятия, постоянная работа ума… Александр уже привык к тому, что должен получать определенные знания ежедневно. Через пару дней безделья стало тошно, и он взялся за книги. Обязанности коменданта Ораниенбаума особенно не перегружали, времени оставалось много, и Ланской читал. Читал запоем, он уже научился не просто поглощать страницу за страницей поэтических излияний, напротив, увлекся философией.