Однако мое нежелание связываться с судейскими крючкотворами и мое чувство долга перед кинокомпанией не позволяют мне предпринять подобные действия. Но я возмущен и оскорблен. Настоящим прошу меня уволить.
Искренне ваш, Фредерик Р. Гринделл».
Он взял письмо и копию, порвал их в клочья и выбросил в корзину для бумаг. Потом поджег обрывки бумаги спичкой и смотрел, как они горят.
Однако этим дело не кончилось. Он уже почти выучил текст письма наизусть. Хотя отправлять его не собирался. Он и сам понимал, что не сделает этого. Если ждать до середины сентября, то его вообще глупо было бы отправлять. А он как раз и собирался ждать до середины сентября. Он должен был отправиться на венецианский кинофестиваль. Ему надо было ехать. Не для Мартина Голдена, не для «Селестиэл пикчерз», но для самого себя. Для Мерри Хаусмен, и для Карлотты. Для самого себя.
* * *
Находившийся в Париже Рауль Каррера воспринял приглашение как форменную глупость, чушь. Стать кандидатом в участники венецианского фестиваля было большой честью, и этой чести он давно уже добивался. Но ведь то, к чему стремишься, очень редко оказывается тем, что получаешь.
— Ты, кажется, очень недоволен, — сказал Арам Кайаян, французский спонсор и дистрибьютор Карреры.
— Конечно! А ты что же хотел? Я же знаю, почему они выбрали мою картину. И ты знаешь. У нее нет шансов. Они это сделали, чтобы оскорбить Фресни.
Это была чистая правда. Сисмонди пригласил на конкурс «Резиновые сапоги» Фресни, фильм про французских десантников в Индокитае, что очень не понравилось французскому правительству. Министр культуры отреагировал номинацией «Замка Арли» Карреры — не потому, что эта картина ему нравилась, но он считал ее коммерческой поделкой, оскорбительной для венецианского фестиваля. К тому же этот жест был демонстрацией собственного могущества (ну, как же — он мог выбрать любой фильм по своему желанию!), а также могущества Франции. Чтобы иметь право посылать на фестиваль в Венецию один фильм, страна должна производить не меньше пятидесяти полнометражных художественных фильмов в год. Франция попадала под этот ценз. А министр культуры обладал правом выставлять фильмы на конкурс и пользовался этим правом, чтобы дать Сисмонди по носу в отместку за оскорбление, которое он, по мнению министра, нанес стране, пригласив картину Фресни. К тому же послать на конкурс фильм Карреры, аргентинского экспатрианта, — это было еще более оскорбительно!
Каррера не стал бы так нервничать, если бы тут не была замешана его бывшая жена Моник Фуришон, игравшая главную женскую роль в «Замке Арли». Ему совсем не улыбалось встречаться с ней и появляться вместе на публике.