— Прости…
— Спасибо, — ответила она и украдкой, но я заметил это, облегченно вздохнула.
И тут принесли жареные пельмени.
Двадцатого августа вечером в поезде номер девятнадцать я перемещался по Южной дороге, соединяющей Москву с закордонным теперь Харьковом и размышлял о природе любви.
Станислав Гагарин давно полагал, что по собственной ипостаси любовь никогда не замыкается на одном человеке. И прежде всего способностью любить обладает лишь тот, кто и к себе самому относится с искренней любовью.
Ведь в основе волшебного чувства всегда, изначально содержится принцип, сформулированный в Послании к римлянам: Люби ближнего твоего, как самого себя. Принцип этот, со всей очевидностью и простотой предписанный людям апостолами иудео-христианства, существовал задолго до того, как моего недавнего знакомца — смотри роман «Вечный Жид» — попытались в былые времена жестоко казнить на горе Голгофе в Иерусалиме.
Принципом «Люби ближнего» человек руководствовался уже с того мгновения, когда вдруг осознал, что он и его братья по роду и племени созданы по единому образу и подобию, а я есть отражение в том, кто рядом, а тот, кто рядом, существует во мне.
И напрасно большинство людей полагает, будто любовь дело простое. Нет, вовсе не случайно святые пророки заклинали человечество научиться самоотверженно открывать душу для возвышенного чувства.
Никому в голову, увы, не приходит, что нас любят не тогда, когда у нас привлекательная внешность и тулово упаковано в фирменную одёжку, а кошелек трещит и ломится от баксов или на худой конец от «деревянных».
Тогда это лишь суррогат любви, а если помягче выразиться — иллюзия подлинного чувства. Нет, нас любят лишь тогда, когда мы сами любим, способны полюбить, что не каждому дано, и вот за эту искреннюю способность нас может отметить в собственном сознании существо противоположного пола.
В этом смысле Станислав Гагарин казался мне безупречным. Ведь во всех без исключения случаях влюблялся в собственную избранницу Одинокий Моряк, а уже ей надлежало решить: достаточно ли сильная и глубокая исходит от меня любовная аура, чтобы высоко оценить ее и возбудить в себе ответное чувство.
«Но если странная Вера на самом деле богиня, годятся ли применительно к ней человеческие мерки? — подумал я. — У богов иная этика, боги живут по олимпийским законам, и не дано смертным судить их поступки…»
Поезд раскачивался и скрипел, рвался к российско-хохлацкой границе, я активно включился в разговор с соседями о нынешних кацапо-гарбузных чувствах, а в купе находились и те, и другие, в беседе уверенно и мощно звучало слово