Взобравшись на середину горы, Тимофей Тимофеевич оглянулся. За балкой, во дворах, стояли большие серые машины. Немецкие солдаты расселились не в верхнем, смыкавшемся с садами маленьком хуторе, а в большом, нижнем. В новом доме правления колхоза под оцинкованной крышей поместился комендант.
В задонском лесу осень уже рассеяла первые пожары. Посредине Дона ржавел Вербный остров. В это время в колхозе обычно заканчивали пахать зябь, из степи по склонам скатывался в хутор гул тракторов. Тимофей Тимофеевич всегда угадывал среди них трактор Андрея.
Еще больше ссутулился он, взбираясь к садам по склону. Из-под ног обрывались и скатывались вниз комочки сухой красной глины. Переулок, изламываясь, вползал на гору, вливаясь сразу за хутором в зеленую улицу-межу, разрезавшую надвое старый и молодой сады.
Он решил подняться сперва в молодой, посаженный на суглинистом склоне одиннадцать лет назад. С той весны разросся он. Раскинувшиеся на слегах кусты убегали в гору. Они уже смыкались вверху, затенив междурядья. Из листвы свешивались белые и черные гроздья «сибирькового», «пухляковского», «буланого» винограда.
За одиннадцать лет укрепились кусты на склоне. Многие из них Тимофей Тимофеевич высаживал сам. Осенью обрезал, прикапывал от морозов землей, а весной опять поднимал на сохи. Шагая междурядьем, он издали узнавал, где какой сорт.
С молодого сада уже шесть лет как снимали урожай, давили вино и, подержав в бочках, по воде отправляли в Ростов на завод.
Вспомнил он, как весной тридцатого года говорил ему на этом склоне самый первый председатель хуторского колхоза Павел Щербинин: «Еще будем, Тимофей Тимофеевич, с тобой пить вино с этого сада на свадьбе твоего Андрея».
Высовываясь из кустов, Тимофей Тимофеевич глянул под бугор, на опоясанные лентой Дона домики хутора, увидел расставленные по дворам меченные на бортах крестами машины и опять отступил в чащу. Заспешил, спускаясь по склону из молодого сада в старый.
На меже, рассекавшей сады, напился воды из родникового колодца. Вода, переполнявшая сруб, стекала по жестяному желобу и, звякая на камнях, катилась среди кустов к Дону. Даже теперь, осенью, зеленая трава не вяла вокруг.
Старый сад слился из бывших кулацких садов, отошедших в тридцатом году колхозу. Кусты здесь были шире, раскидистее, но озернялись уже не так густо. Было им по тридцать-сорок лет, и они уже начали дряхлеть.
Он вспомнил то утро, когда пришли забирать сад у раскулаченного Лущилина. Упал Лущилин на землю, обхватил руками куст «ладанного». «Не отдам!». Цеплялся за пашины пальцами, такими же коричневыми, искривленными, как корневища винограда.