— Я давно хочу тебя спросить, но стесняюсь… Я давно хочу тебя спросить. Как тебя зовут по-настоящему? — спросил он.
— По-настоящему?
— Да.
— Имунга Квами Нкомо-Нкомо.
Он потрясенно молчал.
Она тихо засмеялась.
— А если на русский перевести? — робко спросил он.
— Если по-русски, получится Зина.
— Зина? — обрадовался он. — Зина — и все? Просто Зина? Это же мое любимое женское имя! У меня маму зовут Зина!
— Ну вот… — Девушка смущенно улыбнулась.
— А меня зовут Коля! Тебе нравится?
— Ким лучше, — пошутила она.
— Я — Коля, — строго сказал он.
И Зина смирилась и тоже полюбила его имя.
— Знаешь, что я думал, когда ты спала? — заговорил он, помолчав. — Между нами много общего…
Она улыбнулась и хотела даже хихикнуть, но, видя его серьезные глаза, сдержалась.
— У меня отец русский, у тебя мать… — продолжил он.
— Ну?
— У меня отец русский, у тебя мать… — повторил он.
— Ну? Ну? — Она почему-то занервничала.
— Если у нас ребеночек родится, он совсем русский будет, — сделал Коля свой очень важный вывод.
Комната вдруг осветилась ярким светом, многократно более ярким, чем свет самого солнечного дня.
— Что это? — удивленно спросила она, щурясь и прикрывая глаза ладонью.
Хотя Коля сам еще не знал, что это, он хотел ответить, потому что должен был теперь отвечать на любой ее вопрос, и уже открыл рот, как вдруг, сметенные какой-то страшной силой, в комнату одновременно влетели дверь и, звеня стеклом, оконная рама, и в образовавшиеся черные проемы стала вваливаться огромная, гремящая металлом, орущая, матерящаяся, безликая сила. Противостоять ей было бессмысленно, разумней было подчиниться, и будь Коля один, он бы так и поступил, но он был не один, он был с женщиной, с любимой, единственной на всю жизнь женщиной, и Коля успел вскочить, встать в боевую позу и крикнуть:
— Ки-я!
Что-то железное ударило в ухо, и все пропало…
3
Несмотря на мертвый предутренний час, Заводская площадь была заполнена народом, и он все стекался сюда из окрестных глухих переулков. Было тихо, только хрустело под ногами крошево хрусталя да какая-то баба вопила, как на похоронах:
— И-и на ко-го ж ты на-ас по-ки-ну-у-ул!
Черная эфэсбэшная «Волга» беспрепятственно миновала милицейское оцепление и остановилась у самого эпицентра. Печенкин выбирался из машины долго, как будто нехотя. Его сразу узнали.
— Печенкин!
— Сам приехал посмотреть…
Владимир Иванович вышел наконец из машины и, сильно сутулясь, огляделся. Храма как не бывало. Рассыпанные по асфальту площади куски хрусталя, словно колотый лед, отражали синие вспышки милицейских мигалок. Полный, с округлым бабьим лицом милиционер хлопотливо оттирал рукавом шинели закопченную иконку.