— Еще бы, — вдруг зло усмехнулся Шмелев. — Не тебя же заставлять. У кого на это здоровья хватит? А Шизу — пожалуйста, летай, парень!
— Я-то в чем виноват? — возмутился Большой.
— Да ни в чем, — вздохнул Никита. — Старшина еще, урод, в наряд его поставил. Представляешь, а если бы он там, на тумбочке дневального умер? И ведь молчал, представляете! Он уже умирал тогда и не жаловался…
Все одновременно вздохнули и молча выпили. В этот самый момент дневальный взвыл: "Дежурный по роте на выход!" Кузнецов, вошедший в казарму, сразу отметил вильнувший взгляд дневального и хлопок двери спортзала, откуда выбежал дежурный, на ходу вытиравший губы. Кузнецов с ходу пошел туда, застав двенадцать "дедов", распивавших водку.
— Вы что, офигели? — заорал Кузнецов. — По сусалам захотели?
— Да не орите вы, товарищ капитан, — тихо произнес Тулин. — И без вас тошно. Мы Шизу поминаем. Большой, налей ротному.
Кузнецов хотел было возмутиться, но поперхнулся, перехватив нехороший взгляд Севы. Большой от души плеснул водки в самую чистую кружку. У стены стоял Шмелев, смотревшим на Кузнецова с дурной пьяной ухмылкой. Тулин поднялся, взирая на ротного взглядом настороженного добермана. Кузнецов вдруг вспомнил мертвые закатившиеся к небу глаза Шамиля, в тот момент, когда сам Кузнецов едва не споткнулся об отрубленную голову боевика. И тут Кузнецов впервые порадовался, что очень скоро этот низенький паренек уйдет на дембель и ему, ротному, не придется беспокоиться о том, что станет с кем-либо, не понравившимся пареньку с таким метким прозвищем Пуля…
Пробуждение было почти приятным. Я приоткрыл глаза и увидел уже знакомую комнату, где отлеживался после столь трогательного внимания Тимофея Захарова. Рядом на постели сидел кто-то теплый и крутил ручку настройки приемника, который трещал и пытался спеть на разные голоса. Я с приятным скрипом потянулся и повернулся на другой бок, сцапав за попку сидящую рядом Катю.
— Хм-м, — неожиданным басом кашлянула Катя. Я испуганно отдернул руку, сообразив, что это не она. Впрочем, это было заметно с самого начала. Можно было смириться и с синей мужской рубашкой и черными брюками в тоненькую белую полоску, но вот глянцевая лысина Кате решительно не шла.
— Бойкий ты парень, как я посмотрю, — медленно, сквозь зубы произнес Змей, не стремясь повернуться ко мне. Я опасливо отодвинулся и постарался пискнуть в высшей мере испуганно. Получилось так себе. Не умею я пищать, кричать, впрочем, тоже не люблю. От боли я преимущественно вою, а в стрессовых ситуациях стискиваю зубы до крошева.